Взлёт и падение. Книга первая. На высоте
Шрифт:
Шахов перешёл со своим начальством на «ты». Он мог себе это позволить наедине, ибо когда-то Заболотный начинал работать в этом же отряде вторым пилотом, когда он, Шахов, был уже заместителем командира отряда.
А Заболотный некоторое время стоял у двери кабинета командира отряда и чувствовал себя провинившимся вторым пилотом. Да когда-то он тут начинал летать. Потом его долго и мучительно вводили командиром. Дело шло тяжело. Ему давали дополнительные тренировки и всё-таки довели до нужной кондиции. Посадили на всякий случай к нему опытного второго пилота, опытного штурмана и механика, наказали: с командира глаз не спускать. Но всё равно леталось ему трудно и после инцидента в Сургуте он попросился в академию. Ни командир эскадрильи, ни Шахов, ставший командиром
– Слышал? – прибежал его бывший командир эскадрильи к Шахову. – Болото теперь наш начальник. И чего ты тогда в Сургуте ему талон не отх ..л?
На груди Заболотного красовался академический значок. И… больше ничего. Летать он, за пять лет сидения за партой совсем разучился. У летчиков отвисала челюсть, когда они узнавали, кто ими будет командовать. Воистину, неисповедимы деяния твои, господи!
И новоиспечённое начальство, получив от проверяющего его инспектора тройку по технике пилотирования в аэродромных условиях, приступило к работе без права… самостоятельных полетов. Для восстановления лётных навыков ему назначили дополнительную тренировку. С тройками по технике пилотирования в воздух лётчиков не выпускали и, слава богу, не выпускают сейчас.
Постояв молча у порога, Заболотный шагнул за дверь, так и не решившись больше возражать Шахову. Но прежде, чем закрыть дверь, проговорил, словно извиняясь:
– У вас теперь будут неприятности, Владислав Дмитриевич, даже если бы мы этого и не хотели.
Оставшись один, Шахов извлёк из ящика стола нераспечатанную пачку сигарет, ждавшую своего часа. Он бросил курить с Нового года, но вот в такие моменты не выдерживал. Дым сигареты показался отвратительным. Он огляделся, куда бы её выбросить и, не найдя пепельницы, швырнул окурок в открытую форточку, воровато посмотрев, нет ли кого внизу.
С трудом досталось ему спокойствие в коротком разговоре с заместителем Боброва. Дожился, Шахов, долетался. Его, тридцать четыре года отдавшего небу, не имевшему по своей вине ни единого лётного происшествия, 25 лег проработавшего на беспокойных командных должностях, поучает какой-то мальчишка, выскочка, который случайно, благодаря модному ныне академическому образованию, выдвинулся в большое начальство. Ни личного опыта у него нет, ни своей методики обучения. Да и откуда этому взяться, если он за 15 лет пребывания в отряде налетал чуть больше 3000 часов. А его сверстники налегали уже в три раза больше.
В их молодые годы от лётчиков требовалось одно: грамотно и безаварийно летать. То есть, давать молоко, если ты назвался коровой по меткому выражению командира эскадрильи Нурислама Бека. А для этого не обязательно заканчивать академии. Это нынче стало модным иметь всякие высшие образования. Вот у него десятка два лётчиков с высшим образованием, в основном заочным. И что же? Ни одного, пожалуй, он не поставил бы руководить коллективом. Много больше, чем значок образования па груди, надо иметь, чтобы разумно и грамотно работать с людьми, распоряжаться их нервами, временем, здоровьем и судьбами. А ещё необходимо чувство такта и справедливости. Всего этого не хватает Заболотному. Как-то водитель трапа, на которого накричал за минутную задержку Заболотный, спросил его:
– Летать вас в академиях не учат, до того учёны. Так чему ж вас там пять лет учат? А если бы на моём месте был Бобров? На него так бы накричали?
С приходом Заболотного в лётной службе началось много формальных нововведений. Слабо разбираясь в психологических аспектах лётной деятельности, имея отнюдь не лучшую технику пилотирования одного мало-мальски освоенного типа самолёта и, замечая, что не пользуется авторитетом у лётчиков, он очень болезненно относился к советам более опытных командиров подразделений, считая, что этим самым принижается его высокая должность. Зато он стал отменной «кабинетной крысой». Надоедал подразделениям частыми проверками документации, требовал гору всяких отчётов и анализов. А когда в силу причин ему что-то не предоставляли вовремя, он доводил людей до белого каления. Не раз многие, не выдерживая, писали рапорта и шли к Боброву с просьбой освободить их от занимаемой должности. Но Бобров, дипломат и умница, всегда умудрялся их отговорить. В работу Заболотного он не особенно вникал, хватало хозяйственных проблем. А ещё потому, что всецело доверял опытным командирам отрядов и эскадрилий, где варилась вся «каша» летной деятельности объединённого отряда. Он бы убрал из штатного кадрового расписания эту должность, по это прерогатива управления. А с управлением ссориться он не хотел.
За три года своей деятельности на этой должности Заболотный оброс выговорами, замечаниями и порицаниями, как бродячий пёс блохами, ибо в большом и сложном его хозяйстве каждый месяц, а иногда и еженедельно, случались какие-нибудь происшествия: поломки самолётов или вертолётов, аварии и просто предпосылки к происшествиям. А если таковых некоторое время не происходило, то что-то происходило с его людьми, начиная с попаданий в вытрезвитель и кончая чрезвычайными происшествиями. Бесконечные разборы всех этих событий отнимали много времени, и летать было некогда. А когда и садился в кабину, то только в качестве проверяющего. Ведь формальную ответственность нёс за все события он, начальник службы. И формально получал взыскания.
Конечно, все эти происшествия случились бы, если бы не существовало ни самого Заболотного ни его должности. Да и должность эта по большому счёту была не нужна. Ведь есть же командиры отрядов и эскадрилий и их заместители. Есть пилоты-инструкторы и командиры звеньев. Это более, чем достаточно. И без него много промежуточных звеньев, которые приводят к неразберихе, формализму и распылению ответственности.
Шахов в раздумье остановился у окна и посмотрел вниз. Там, у подъезда здания, садился в свою белую «Волгу» Бобров. Около него суетливо вертелся маленький, не внушающий доверия его заместитель по наземным службам. Ходили слухи, что человечек этот не чист на руку. Доподлинно известно, что у него есть такая же «Волга», шикарная квартира и не менее шикарная дача. Хорошо живётся маленькому человечку, хотя зарплата его намного меньше зарплаты Шахова. Тут же крутился и начальник автогаражей – тоже тёмная личность. У этого машины нет, да и зачем она ему, если он забыл, что служебная машина, ему не положенная, принадлежит государству. Как и многое другое. А вот начальник АТБ Дрыгало не имеет машины, летняя дачка его слеплена из каких-то дощечек. А ведь зарплата у него тоже больше, чем у этих товарищей.
А на оперативках как раз чаще всего и возникает вопрос о непрекращающемся воровстве именно в этих службах. Чудесным образом исчезают аккумуляторы, всевозможные дефицитные детали, строительные материалы и бензин. В последнее время с набором оборотов перестройки такое возникает всё чаще. И Шахову иногда начинает казаться, что перестройка – это начальный толчок к беспардонному разворовыванию страны. Чем всё это кончится?
Он помнил, как хорошо работалось в 60-70 годах. Постоянно осваивали новую технику, люди работали с огоньком. Не было пьянства, как сейчас. Налицо был трудовой энтузиазм. Были цели, и делалось всё для их достижения.
Не было многочисленных бумаг, тормозящих живое дело. Всё делалось быстро и чётко, без излишней нервотрёпки и показухи. А сейчас, чтобы только ВЛЭК летчику пройти, нужен месяц иногда. Раньше это делалось за два-три дня.
Но позже, как по мановению волшебной палочки, фирма начала разбухать и обрастать всевозможными надстройками. В авиации, в живом её теле, исподволь появились люди весьма и весьма от неё далёкие. Масса врачей, психологов, экономистов, бухгалтеров, разработчиков и прочего люда пришла в авиацию не с намерением что-то сделать, а с надеждой что-нибудь урвать, откусить от авиационного пирога. И многие очень скоро поняли, что здесь, годами просиживая в кабинетах и ничего не делая, а, создавая только видимость работы, можно неплохо просуществовать до пенсии. Пример? Да тот же ГОСНИИ ГА.