Взлет разрешаю!
Шрифт:
Вражеские самолеты улетели. Единственная пожарная машина и пожарный расчет пытались тушить очаги пожара.
Летчики прибежали в штаб полка. Ни командир, ни комиссар приказов не получали, были в растерянности, пытались безуспешно дозвониться до штаба округа. Радиосвязи не было, а проводная уже была перерезана группами диверсантов. В первый год войны они создавали много проблем – резали провода связи, убивали командиров, устраивали поджоги, поднимали панику. Кричали «Танки! Немцы окружают!»
Провокаторам верили, потому как одеты были в советскую форму. А это были солдаты батальона «Бранденбург-800», диверсионного подразделения Абвера, знающие русский язык на уровне родного.
Только к полудню в штаб полка примчался мотоциклист с пакетом. В документе был приказ на вылет и указаны цели. Да уже и так было понятно – война! На западе было слышно громыхание, как далекий гром. Это били пушки. Их звук был слышен за два десятка километров. Третья часть самолетов полка были повреждены или уничтожены при бомбардировке. Экипажам самолетов, которые уцелели, раздали полетные карты с указанием целей. Весь полк должен был нанести бомбовый удар по шоссе Минск – Брест. Оружейники подвесили бомбы, топливозаправщики залили полные баки бензина. У экипажей настрой боевой. Сейчас дадут немцам жару, будут бежать! Красная армия всех сильней! Японцы под Халхин-Голом и у озера Хасан получили отпор, притихли.
Взлетали поодиночке, один за одним, над аэродромом выстраивались в круг, собирались поэскадрильно. При взгляде на десятки бомбардировщиков Павла распирала гордость. Полк, в неполном составе, без истребительного прикрытия, направился курсом двести семьдесят, на запад. Впереди виднелись многочисленные дымы. Высота две тысячи метров. Стали видны войска на булыжном шоссе. Танки, машины, тягачи.
Командир снизился, желая разглядеть – немцы на дороге или свои? Нанести бомбовый удар по своим, что может быть хуже? Снизу, от машин, к СБ потянулись огненные трассы. Самолет мгновенно вспыхнул. Из него никто не успел выпрыгнуть с парашютом. Бомбардировщик взорвался, превратившись в огненный шар. Видимо, огонь добрался до бомбоотсека. На всех самолетах стояли радиостанции «Двина». Оставшийся за командира главный штурман полка отдал приказ:
– Бомбить с высоты тысяча метров и сразу возвращаться на свой аэродром! Делай, как я!
Самолет штурмана полка заложил вираж со снижением, высыпал бомбы. Внизу вспыхнули разрывы. Второй самолет заложил вираж. В это время стрелок по внутренней связи докладывает Павлу:
– Командир, вижу неопознанные самолеты!
Павел головой крутить стал. Ага, две четверки, довольно быстро приближаются. Очертания непривычные. У наших И-16 капот мотора большой из-за двигателя воздушного охлаждения. А эти какие-то узкие, худые, как голодные щуки. Сейчас надо избавиться от бомб, с ними самолет неповоротлив, а еще есть опасность взорваться от случайного попадания пули. Павел не стал ждать, свалил самолет в пике, на высоте тысяча метров перевел СБ в горизонтальный полет прямо над шоссе, забитом техникой. Начал сброс бомб, одну за одной, не пачкой. Обернувшись, с удовлетворением отметил, что взрывы точно ложатся на дороге, среди машин и танков.
С земли к его самолету потянулись огненные трассы. Зенитное прикрытие колонн у немцев всегда было сильным, как оказалось позже.
Бомбы сброшены, бомболюки закрыты, начал набор высоты. В наушниках крик бортстрелка:
– Истребители атакуют!
– Не торопись, целься тщательно, как на полигоне.
На полигоне и мишень неподвижна, и пулемет со стрелком. А сейчас в восходящих потоках воздуха и бомбардировщик покачивается и истребители, попробуй – попади! Да что истребителю, у которого летчика спереди защищает бронестекло и мотор, снизу бронированная чаша сиденья, сзади бронеспинка, пули винтовочного калибра? Во время Второй мировой войны большинство самолетов было сбито авиационными и зенитными пушками.
Сзади, со стороны турельной установки, послышались пулеметные очереди. Сначала короткие, потом длинные. Похоже, дело серьезное. Павел обернулся. Оба истребителя висят в ста метрах за хвостом, ведущий открыл огонь. СБ бронирования не имеет.
Первая очередь пришлась по правой плоскости, вторая по турели стрелка. Голова воздушного стрелка исчезла. Убит? Ранен?
Еще очередь, на этот раз пушечная, по левому мотору. Сразу черный дым повалил, но огня не видно. Павел перекрыл бензокран, включил систему пожаротушения. Дым перестал идти. Винт левого мотора остановился, странно было видеть его в полете в неподвижном состоянии.
Павел запросил штурмана:
– Сколько до аэродрома?
– Полсотни пять.
Если второй мотор не повредят, на одном дотянуть можно. Еще очередь из истребителя, на этот раз по хвостовому оперению пришлась, какие-то куски обшивки полетели.
Навстречу промчались два наших «ишака», как летчики называли И-16. В руках опытного пилота они еще могли противостоять «мессерам» модификаций В, Г.
Сразу схватка завязалась. На дорогах внизу не видно никаких воинских частей. Павел удивился. А где линия обороны? Где подходящие из тыла резервы? Понятно, что немцы напали вероломно, без объявления войны. Надо объявить мобилизацию, выдвинуть из ближнего расположения кадровые части – танки, артиллерию, пехоту. Во время полетов он сам видел танковый полк с новейшими Т-34. Не знал в тот момент, что немцы разбомбили танкохранилища.
Танки стоят без солярки и боеприпасов. И, когда немцы подойдут близко, часть танков утащат дальше в тыл тракторами, а часть взорвут. Сказывалась еще неразбериха с топливом. Все танки РККА работали на бензине, только Т-34 и КВ на солярке, а тягачи и трактора на лигроине. К такому разнообразию топлива тыловые службы готовы не были.
Еще подвела картографическая служба, причем вина целиком лежит на Генштабе, на принятой ошибочной доктрине. Провозглашали, что воевать будем малой кровью, на чужой территории. Вот управление военной картографии напечатало карты сопредельных государств и даже дальше, до Ла-Манша. А своих карт остро не хватало, да и лежали они на складах, которые немцы сожгли в первые же дни войны. Красная армия осталась без карт. Как командиру поставить задачи подчиненным, если направление на цель известно приблизительно, как и дальность и естественные препятствия, вроде рек, балок, которыми изобилуют белорусские земли.
Обороты мотора на максимуме, одна тысяча девятьсот в минуту, за мотором от перегрузки тянется сизый дымок выхлопа. Самолет слушается рулей вяло, с запозданием. Штурман командует:
– Влево двадцать и по курсу будет полоса.
Сели, подняв с грунтовой полосы пыль, зарулили на стоянку. Подбежали техник, моторист, оружейник. Первым делом через нижний люк вытащили тело убитого воздушного стрелка. Павел первый раз видел тело убитого человека, причем хорошо знакомого, члена экипажа. Было и страшно и нелепо. Недавно говорили с ним – и вот он убит. Молодой, планы строил на жизнь, должен был демобилизоваться по осени.
Потом с техником начали осмотр самолета. Техник мрачнел с каждой минутой.
– Как вы только долетели? Посмотрите, что осталось от хвостового оперения!
Видимо, туда попал снаряд. От горизонтальных рулей какие-то жалкие клочки.
– Дня два-три на ремонт уйдет, – заявил техник.
Павел со штурманом направились в штаб полка, доложили о вылете, выполнении приказа, об убитом стрелке и повреждении самолета. Ждали, пока сядут на аэродроме другие самолеты, топлива оставалось еще на двадцать минут. Но минуты уходили одна за другой, а сел только один самолет. И перед Павлом еще два приземлились. Итого – в полку четыре самолета, два из которых требуют серьезного ремонта. Ночью Павел не мог уснуть, слишком сильно разочарование. Сталин говорил – войны не будет, а она началась. Доктрина была – на чужой территории, а враг топчет нашу землю. Командиры и комиссары утверждали, что наша техника лучшая, а из полка четыре самолета вернулись. Где тогда наши истребители, которые должны были прикрывать бомбардировщики? Много вопросов, а ответов не находил. Горько было на душе. Неужели товарищ Сталин и командиры – Тимошенко, Ворошилов, Буденный – обманывали армию и народ? Да нет, происходит какая-то чудовищная ошибка. Еще день-два и придет из тылов Красная армия и разгромит врага.