Взлетная полоса
Шрифт:
Увидев Юлю, офицеры направились ей навстречу.
— Похоже, прямо с поезда? — пробасил Заруба.
Юля пожала им руки.
— Угадал. Здравствуйте, друзья.
Они прошли в лабораторию.
— Молодец. Тебя ждут тут как манну небесную, — похвалил Юлю Заруба. — Рассказывай, как съездила?
— А ты знаешь, — развела руками Юля, — я вернулась, можно сказать, ни с чем.
— Как! Это что-то новенькое в нашей практике, — не поверил Окунев. — Ты действительно не шутишь?
— Честное слово! — поклялась Юля. — Кое-что, конечно, есть. Но многое не в нашу пользу.
— Ты хочешь сказать, что мы срезались? — допытывался Окунев.
— Во всяком случае, того эффекта, которого мы ожидали от усовершенствования конструкции, не получилось.
— Так! — не удержавшись, воскликнул Окунев, и глаза у него загорелись недобрым огоньком. — Я же предупреждал…
— А что там опять? Что не вытанцовывается? — явно недовольно спросил Заруба.
— По-прежнему нет точных показаний дальномера. По-прежнему мешает работе туман… — начала перечислять Юля.
— Конечно! Да вы хоть пять раз ее модернизируйте, он будет мешать! — запальчиво воскликнул Окунев. — Не захотели тогда прислушаться к моему предложению! Вот и результат!
— Подожди, не тарахти! — остановил его Заруба. — Что значит нет показаний дальномера? Мы же установили в приборе шкалу расстояний. А что показывают контрольные замеры?
— Их-то я и не привезла, — призналась Юля.
— Как же так?
— Очень просто. Танкисты сломали на последнем заезде измеритель, и вся работа пошла насмарку, — объяснила Юля.
— Да тебя тут сырую без соли съедят! И первый — твой муж. Чтоб меня украли! — в сердцах выпалил Заруба.
О муже Юля уже подумала и — в который раз! — представила себе, как у Игоря вздернутся плечи, на лице появится выражение недоумения, а возможно, и удивления, он произнесет свое излюбленное «Не понимаю!», а потом разразится потоком тирад по поводу «совершенно очевидной безответственности испытателей», — и глаза ее невольно сощурились. Она взглянула на Зарубу и очень сдержанно проговорила:
— Конечно, это все нелепо, но что я могла поделать?
— Ты, наверное, ничего, — согласился Заруба. — А Ачкасов? А Бочкарев? Да они душу могли из них вытряхнуть!
В лабораторию один за другим стали собираться сотрудники. Пришел Резцов, Пахомов. Появилась разносчица чертежей хорошенькая Ирочка Власова. Увидев Юлю, она сразу же бросилась к ней, чмокнула в щеку, весело защебетала:
— Бонжур! Бонжур! Как ты чудесно загорела! Там была хорошая погода?
«Все было», — хотела ответить Юля и неожиданно увидела в дверях лаборатории отца. Генерал Кулешов, попыхивая дымом неизменной сигары, неторопливо вошел в помещение, кивком головы кому-то ответил на приветствие и увидел Юлю. И обрадовался:
— А, вы уже вернулись!
— Я только что с поезда, — ответила Юля.
— Что значит «я»? Ты приехала одна? — удивился Кулешов.
— С Владимиром Георгиевичем.
— Как, он тоже был там? — еще больше удивился Кулешов.
— Два дня.
— И вы даже не соизволили мне позвонить? А почему задерживается Бочкарев? Он что, собирается там зимовать? — засыпал Юлю вопросами Кулешов и взял ее под руку. — А ну-ка, пожалуйста, ко мне!
Так, под руку с отцом, она дошла до двери его кабинета и, уже открывая ее, подумала: «А они, кажется, правда ждут меня с нетерпением». Но заговорила с отцом совершенно о другом:
— Как мама?
— В полной панике. Врачи не разрешают ей ехать на Золотые пески. А ты на самом деле прямо с поезда?
— Буквально.
— А почему не предупредила? Я бы послал машину.
— Владимир Георгиевич дал свою. Кстати, он просил передать тебе привет и сообщить, что сегодня же будет в КБ.
— Вот как? Впрочем, сейчас ты мне все расскажешь поподробней.
Кабинет у Кулешова был богато обставлен старинной мебелью, преимущественно красного дерева. Сам Кулешов сидел за массивным резным полированным столом. Посетителей усаживал в глубокие, мягкие кресла за небольшой столик. Вдоль глухой стены кабинета выстроились, как близнецы, три книжных шкафа. На окнах висели тяжелые гардины. В левом заднем углу стояли часы. В правом — телевизор с широким экраном. Мебель эту Кулешов собирал многие годы. Ни за что не пожелал с ней расстаться даже тогда, когда стало известно, что со временем КБ переедет из старинного особняка в новое помещение.
Зайдя в кабинет, Александр Петрович первым делом распахнул окно и снял фуражку. Потом открыл бутылку боржома, налил в стакан себе, Юле, жестом предложил ей выпить и, отхлебнув несколько глотков сам, сел в кресло за маленький столик.
Юля ожидала, что отец в первую очередь начнет расспрашивать ее о результатах испытаний. Но генерал не спешил с этим вопросом и заинтересовался совершенно иным.
— Так, говоришь, Владимир Георгиевич обещал приехать? А когда? — начал он разговор.
— Время не уточнял.
— Очевидно, раньше второй половины дня не выберется, — решил Кулешов. — Ну а что еще он говорил? Хвалил нас? Ругал?
— Не было ни того, ни другого. Интересовался кое-какими подробностями. А в одной из последних бесед спросил: сами-то мы довольны этой работой?
— Ну и что ты ответила?
— Сказала, что в эту систему вложены три года напряженного труда. Что, в конце концов, заказ министра мы выполнили в срок.
— Не то, Юля, — неодобрительно покачал головой Кулешов. — Сколько мы возимся с этой штукой, ему отлично известно и без тебя. Надо было обратить его внимание на то, что мы применили в системе ряд оригинальных конструкторских решений. Вот что очень важно!
— Это он и сам отметил…
— Сам? Что же ты тогда молчишь? — взметнул брови Кулешов. — Ведь именно об этом я тебя и спрашиваю. Уж раз он что-то отметил, это неспроста. Это очень важно. Ачкасов не последний человек в министерстве. С его мнением считаются.
Сказав это, Кулешов откинулся на спинку кресла и, похлопав себя по карманам тужурки, достал спички. Потом протянул руку к коробке, стоявшей на его большом столе, вытащил из нее сигару, взял ножницы, обрезал у сигары кончик и закурил. Все это он проделал не торопясь, степенно, с выражением глубокой задумчивости на лице. Юля пристальнее вгляделась в лицо отца, и ей вдруг почему-то стало жаль его. То ли потому, что сегодня она особенно ясно увидела набрякшие у него под глазами мешочки, заметила, как еще ниже сползли его щеки, глубже залегли борозды над переносицей и весь он стал почему-то очень похож на нахохлившегося воробья. То ли потому, что он, вместо того чтобы решать сейчас действительно серьезные и важные вопросы, связанные с ее командировкой, занимается выяснением самой, как ей показалось, настоящей ерунды.
— Ну а еще что? С чем еще приехала? — прервал неожиданно мысли Юли Кулешов.
— Еще? — Юля решила сразу начать с главного. — Система, отец, по-прежнему нуждается в серьезной доработке.
Кулешов выпустил из рта густое облако дыма.
— В серьезной? — переспросил он.
— Именно так.
— Чье это мнение?
— Испытателей.
— И только?
— Мое. — И, видя, что Кулешов оставил ее добавление без всякого внимания, добавила: — Ачкасова.
— Он так и сказал?
— Почти. Сказал, что идем мы правильно. Но ходим пока что где-то около.