Шрифт:
Пролог. Сумрачный беглец
Лондон, 1791 г.
Великий город был темен и пуст, как амбар после вывезенного урожая, и тьма его мокла под дождем. Ни звезд, ни туч, только сплошная чернота, низко-низко нависающая над колющими небо острыми шпилями, и шелест дождя: капли шуршат по мостовой, капли разбрызгивают поверхность луж, капли барабанят по крышам, кое где просачиваясь внутрь и стекая по стенам снаружи и внутри старых домов.
– Шлеп-шлеп-шлеп! – бег, отчаянный, на пределе сил. Лужи разлетелись вдребезги под подошвами сапог – человек выскочил из сумрака, заметался по узкой улочке, и забарабанил кулаками в толстую дубовую дверь.
– Помогите! Прошу вас, помогите!
– Пошел вон! – сверху глухо стукнула рама. – Вон, паршивый бродяга, или я буду стрелять!
– Я не…
Громко хлопнула ставня над дверью и из узкого, как бойница, окошка, высунулось гладкоствольное ружье. Беглец запрокинул голову, испуганно глядя в черный зрачок дула.
Тихий, отчетливый смешок донесся из мрака, звон подкованных сапог по брусчатке мостовой эхом заметался в переулке.
– Шлеп… Тонг! Шлеп… Тонг! – сквозь сумрак проступил силуэт – размытый, нечеткий, он казался гигантским.
Человек отчаянно вскрикнул и снова помчался прочь, прижимая что-то к груди – слетевшая с головы шляпа осталась валяться на мостовой. Он мчался по лужам, не разбирая дороги, иногда задушенно вскрикивая. Скользкий камень вывернулся из-под ноги, снова короткий вскрик – беглец кубарем покатился по мостовой, с размаху приложившись головой о поилку для лошадей. Застонал, тут же зажав собственный рот рукавом, и быстро-быстро, как ящерица, заполз под корыто поилки, вжавшись в ледяные мокрые камни.
– Шлеп… Тонг! Шлеп… Тонг! – мрак колыхнулся, выпуская окутанную плащом фигуру. – Тонг! – преследователь остановился, прислушиваясь.
Скорчившийся под поилкой беглец вжался лицом в собственное плечо, заглушая прерывистое, рваное дыхание. Тонг! Клацнуло, булькнула лужа и совсем рядом он увидал высокие сапоги с тусклыми темными пряжками и полы плаща – с уголков обвисшей мокрой ткани капало. Беглец прижался к камню, точно надеясь продавить мостовую собственным телом и скрыться под землей. Тонг! Тяжелый толстый каблук едва не придавил ему пальцы… Шлеп! Сапоги отшагнули назад… Снова – шлеп-тонг!
– Ага-а-а! – стремительный бросок вперед, и под поилку сунулась затененная глухим капюшоном голова…
– Банг! А-а-а!
Беглец распрямился, точно сжатая пружина. Короткая деревяшка в его руках со всей силы ткнула пришельца под капюшон. Тот пронзительно заорал, отпрянул… Беглец кубарем выкатился из-под поилки, и рванул прочь. Скорее, скорее! Он нырнул в переулок и побежал туда, где мелькали смутные отблески света и доносился рокот человеческих голосов, то затихавших, то вновь накатывающих, как прибой. Быстрей! Быстрей!
– Мы не хотим этой войны! – донесся вдруг резкий, словно выстрел, крик.
Беглец чуть снова не покатился кубарем, но припустил еще быстрее, точно завидев спасение. Темный переулок вильнул, как собачий хвост, и все вокруг озарилось желто-оранжевым светом костров. В пляшущем этом свете видна была запруженная народом площадь. Оратор стоял на вытащенном из ближнего трактира столе, каблук его сапога то и дело ударял в доски, привлекая внимание к самым важным словам.
– Мы все здесь… простые… люди! – он вскинул белые, ярко выделяющиеся во мраке руки в волнах кружевных манжет. – Я вот торговец! А ты, да, ты друг, кто?
– Докер я, ваша милость! – смущенно прогудел могучий детина в драной рубахе.
– Моряк! – откликнулся еще кто-то, площадь загудела.
– Все мы тут торговцы… докеры… моряки! Нам нужно одно: делать свое дело и кормить свои семьи! Верно я говорю, люди?
–Да! Верно! Все так! – разразилась криками площадь.
– Так почему же Кабинет Его Величества, храни Его Господь! Величество, конечно же, а вовсе не Кабинет…
Площадь ответила хохотом на немудрящую шутку.
– Почему, я спрашивая, премьер-министр Питт 1 собирается залезть в мой карман… и в твой карман… и вот в его карман, да-да, парень, в твой тоже… рассорившись с русской императрицей? С самым выгодным нашим союзником? И ради кого, я вас спрашиваю? Ради язычников? Нехристей-турков?
1
Уильям Питт Младший (1759 – 1806) – второй сынУильяма Питта Старшего. Как и отец, был премьер-министром Великобритании во время правления Георга III. Впервые возглавил Кабинет в возрасте 24 лет.
Спешащий по проулку беглец аж всхлипнул от накатившего вдруг облегчения: еще шаг, еще два, и он спасен, он среди друзей, потому что эти люди хоть и не знают его – но они друзья!
Он почти уж добежал, почти проскочил меж пылающими кострами – ввинтится в толпу, и все! Он рванулся вперед…
Фигура в темном мокром плаще и низко надвинутом капюшоне застыла на самой границе тьмы и света, и пляшущие за спиной языки пламени делали его тьму непроницаемо, сатанински черной.
Беглец остановился, едва не врезавшись в эту темную жуткую фигуру. Метнулся назад… Из сгустившейся позади мглы неуклонно и неотступно слышались уже знакомые шаги – за ним двигалась вторая, такая же черная фигура. Беглец застыл, точно заяц меж подбирающимися волками.
– Просто отдай! – прошелестело из-под низко надвинутого капюшона, и рука в черной перчатке требовательно протянулась к нему. – Отдай, и мы тебя отпустим!
Беглец только отчаянно замотал головой, прижимая что-то к груди – стягивающий его косицу щегольской бархатный футляр свалился и волосы мокрыми неопрятными прядями свесились вдоль бледных щек.
– Хочешь, чтоб с тобой случилось то же, что с твоим упрямым приятелем? – черный человек раздраженно шагнул вперед.
Прыжок беглеца вбок был внезапным и неожиданным. Он кинулся прямиком на стену ближайшего дома, точно пытаясь расшибиться об нее, в последнее мгновение оттолкнулся, меняя направление движения – и угрем проскочил мимо преследователя.
– Куда? Стой! – тот попытался схватить беглеца – и схватил! В длинном броске ухватил его за полу мешковатой матросской куртки.
Рывок, пуговица с треском отлетела, и беглец одним гибким движением вывернулся из куртки, оставив ее в руках преследователей. Под круткой у него оказался вышитый, вовсе не матросский жилет, и сорочка, некогда белая, а теперь потемневшая от пота. Мелькнули ноги в заляпанных грязью чулках. Прыжок! Проскочив меж костров, беглец вырвался на площадь. Оставшаяся у него за спиной куча пылающих дров и мусора опасно накренилась, разбрызгивая сполохи пламени. Вылетевший следом из мрака человек в черном плаще – сперва один, потом и второй – шарахнулись в стороны. Люди вокруг рассыпающегося костра закричали, уворачиваясь от искр, толпа взбурлила, беглец нырнул в нее, как в море, и яростно толкаясь локтями, принялся пробиваться на другую сторону площади. На него оглядывались, изумленными взглядами провожая насквозь мокрого юношу в одних лишь штанах и жилете, иногда кричали вслед ругательства, но оратор, не столько разглядев, сколько почувствовав, что толпа отвлеклась, заорал громче и решительней, и все лица вновь повернулись к нему. Точно пробка из бутылки, беглец вылетел из толпы, и вновь нырнул в сумрак лондонских проулков.