Взмахни белым крылом
Шрифт:
– Жар спал. Она будет жить.
Эдвина быстро шла на поправку, но была еще очень слаба, и двинуться в путь они еще не могли. Кэтрин сомневалась, что приемная мать помнит произошедшее в ту ночь, но тут, как всегда неожиданно, появилась дона Луиза и дала ей понять, что она заблуждается. Убедившись, что больной значительно лучше, она радостно заявила:
– Ну вот, скоро сможем отпраздновать помолвку.
– Помолвку? – слабым голосом переспросила Кэтрин.
– Да. Отец все мне рассказал. Я так счастлива!
– Но тут какая-то ошибка, – запротестовала девушка. – Я не помолвлена...
Дона Луиза рассмеялась:
– Вы, наверное, стесняетесь? Но мы все понимаем. Я очень рада, что моему Хосе так повезло. Вы не только скромная, но еще и преданная дочь. Так терпеливо ухаживали за своей матушкой!
Как выяснилось, в этом заблуждении пребывала не одна дона Луиза, но и все домочадцы. Сколько Кэтрин ни отнекивалась, ее возражения встречались понимающими улыбками и подмигиванием. Англичанка очень стыдлива, вероятно, думали они. А может, втайне гордится своей победой и не хочет, чтобы это бросалось в глаза. Ведь Хосе на редкость завидный жених, вот бедная Золушка и ошеломлена! А что до ее возражений... так это просто вздор!
Сам Хосе, как обычно, был изысканно вежлив, но особой радости не проявлял. Если он и впрямь влюблен в нее, как уверяла Эдвина, то, вероятно, умеет хорошо владеть собой, думала девушка. Лицо у него было равнодушным, взгляд отсутствующим. Она решила, что при первой же возможности постарается поговорить с ним и, может, ей удастся убедить его, что они оба совершают ужасную ошибку. Однако все еще не могла надолго оставлять Эдвину одну, а по местным обычаям встречаться с женихом наедине было верхом неприличия.
К величайшему облегчению Кэтрин, Сезар куда-то исчез. Никто в «Каса» даже не упоминал о нем. Ей отчаянно хотелось узнать, где он, но она не осмеливалась никого спросить. Пилар как-то обмолвилась, что он развлекается в Мадриде, и все страхи, терзавшие девушку, вернулись с прежней силой. Неужели Сезар уехал, чтобы встретиться с Касселлисом?! Пилар, похоже, нисколько не скучала без него. Она то и дело приставала к деду с просьбой позволить ей пойти в сопровождении Карлоса Фонсеки в один из ночных клубов. Но в ответ неизменно следовал отказ. Старый дон не одобрял подобных развлечений. Впрочем, и молодой Фонсека ему не нравился.
Как-то вечером Сальвадор пригласил Кэтрин к себе в кабинет. Она еще никогда не бывала в нем и с трепетом остановилась на пороге. Это было святилище, где поклонялись быку. На стенах висели картины с изображением эпизодов корриды, а вперемешку с ними – снимки лучших агвиларовских животных. Над письменным столом грозно вздымались острые рога, полку украшала серебряная статуэтка разъяренного быка, свирепо роющего землю копытом.
– Садитесь, Каталина, – приветливо предложил старик и взял в руки коробочку, в которых обычно хранят драгоценности. – Я хотел сделать вам подарок в знак признательности и глубокого восхищения. То, как вы ухаживали за матерью, настоящий подвиг самопожертвования. Приятно видеть, что и в наши дни люди способны на столь глубокие чувства.
Он открыл коробочку, и Кэтрин растерянно заморгала. В ней лежал массивный золотой браслет, усеянный крупными бриллиантами. Целый сноп сверкающих искр ударил ей в глаза.
– Он... он очень красив, сеньор, – запинаясь пролепетала она, – но я не могу его принять. Браслет, должно быть, очень дорогой.
Старик удивленно вскинул седые брови:
– Конечно, дорогой. Было бы странно, если бы я преподнес вам дешевую безделушку! Позвольте, я помогу вам его надеть.
Сделав над собой усилие, чтобы не задрожать, она механически протянула ему руку. Старик осторожно застегнул браслет вокруг тонкого запястья, и девушка поежилась – таким холодным и тяжелым он ей показался. Хотелось сорвать его с руки, но это было бы оскорблением.
Сальвадор, видимо очень довольный, откинулся на спинку кресла.
– Он вам идет, – улыбнулся старик и добавил: – Жена Хосе получит все наши фамильные драгоценности.
– Но я никогда не стану женой Хосе! – запротестовала Кэтрин.
Он заставил ее замолчать долгим суровым взглядом.
– Ваша матушка думает по-другому, и я уверен, что вы не захотите ее огорчать, – ледяным тоном произнес он. – Да и потом... вы ведь дали слово!
Кэтрин промолчала. У нее и в мыслях не было сдержать свое обещание, но сейчас не время об этом говорить. Лучше подождать, пока они уедут, а когда удушливая атмосфера «Каса де Агвилар» останется позади, она найдет в себе силы вырваться на свободу.
После визита к дону Сальвадору ей необходимо было успокоиться. И хотя, по всем признакам, приближалась гроза, Кэтрин вышла в патио и присела на край фонтана. Жаль, что у нее не хватило мужества убедить старика, что никакие сокровища в мире не заставят ее выйти замуж за его внука. Так было бы честнее. И вдруг почувствовала, что она не одна. В густой тени под аркой смутно вырисовывался силуэт Сезара. Сердце девушки дрогнуло, а он решительно приблизился к ней:
– Каталина, мне так жаль... я только что узнал, что вы были очень больны... вы и ваша матушка. Надеюсь, вам уже лучше?
Припомнив, что он ни разу не позаботился узнать о ее здоровье, Кэтрин вспыхнула:
– Ваши соболезнования немного запоздали, сеньор! Я уже и думать забыла, что была когда-то больна.
– Я не знал об этом до сегодняшнего дня. Дело в том, что я уехал из Севильи сразу же... после того, как мы с вами виделись в последний раз. И только сегодня вернулся.
Стараясь не выдать овладевшую ею тревогу, она холодно кивнула:
– Вас в Мадриде ждали срочные дела, не так ли? Надеюсь, вы их успешно уладили?
– Я не был в Мадриде, вы что-то путаете. – Сезар осторожно присел рядом нею на край фонтана. – Вообще-то я был в Португалии, ловил сардин.
– Это правда? – с сомнением в голосе спросила девушка. Быки и сардины как-то плохо сочетались друг с другом.
– Совершеннейшая! Что может быть более мирным, чем в лунную тихую ночь сидеть посреди безбрежного океана и размышлять о жизни.
– И часто вы размышляете о жизни?
– И о любви, – дополнил он. – Да, часто. И вот пришел к мысли, что в жизни мужчины может быть только одна женщина, которая значит для него все. А если она оказывается недостойной его или недосягаемой, то это трагедия. Поэтому и вернулся, чтобы убедиться, что меня постигли оба эти несчастья.