Взорванные лабиринты
Шрифт:
– Это так, - ответил Дюк. Сейчас инспектор казался ему уже более симпатичным. Шэттон вообще был очень отзывчив на искренность. В инспекторе изменился не только голос, но и лицо, особенно выражение глаз. В них затеплился огонек чисто человеческого интереса к собеседнику.
– Вчера я привез его домой и, не заходя в дом, попрощался. Вот, пожалуй, и все. Чувствовал он себя не очень хорошо, и поэтому сегодня утром я решил заехать к нему справиться о здоровье.
– Когда он зашел домой, аппарат был при нем?
– Конечно. Весь вечер он не выпускал его из рук.
– Обратите внимание:
Дюк промолчал.
– Могли это сделать, например, Пришельцы?
– вопрос Яви задал больше себе, чем Дюку. По крайней мере тек он прозвучал.
– Да нет же!
– воскликнул Шэттон.
– Они уже были у него, знакомились с аппаратом. Я вполне допускаю, что сотворил это комиссар Муттон по чьей-то указке, конечно. Господин Муттон тесно связан с местным бизнесом. А Фзтон и его аппарат - большой бизнес.
– В каком смысле?
– живо спросил инспектор.
– В определенном. Ведь Фэтон, изобретая аппарат, сделал, надо полагать, немало ценных открытий в области теории и практики прикладной электроники. Вы можете познакомиться с его выступлением на заседании Ученой комиссии.
– Уже познакомился, - заметил Яви.
– Правда, я почти ничего не понял, но ваша мысль о бизнесе не лишена оснований. Мне бы очень хотелось встретиться с профессором Гинсом, - без всякого перехода заметил инспектор.
– Как он сейчас себя чувствует?
– Не блестяще, конечно, господин инспектор.
– Благодарю вас, господин Дюк, - поднялся инспектор, - за… достаточно откровенный разговор. Позже я созвонюсь с профессором Гинсом и, думаю, мы с ним встретимся. До свидания, господин Дюк.
В коридоре Дюк несколько замедлил шаг. Высокий чистый лоб Шэттона прорезала глубокая вертикальная морщина. В инспекторе было нечто отличавшее его от стереотипа полицейской ищейки.
Садясь в машину, Дюк невольно оглянулся на окно кабинета инспектора. Что-то мешало Шэттону быть довольным состоявшимся разговором.
Яви проводил взглядом машину Дюка и вернулся к столу. Парень знает больше, чем сказал, если не по сути дела, то о Фэтоне наверняка. Инспектор взял со стола записную книжку и, не садясь, сделал в ней пометку.
Мысль о причастности к делу Пришельцев инспектор отбросил окончательно, хотя в ней и было рациональное зерно. Почему бы Пришельцам, в самом деле, не похитить профессора и доктора с тем, чтобы доставить их на свою планету, как представителей землян. И почему бы им не использовать камуфляж «под полицейских», чтобы на всякий случай отвести от себя подозрения. Такую вероятность усиленно муссировали газеты. Но как человек, за долгие годы работы в полиции привыкший к тому, что преступления совершаются людьми, Яви не мог всерьез принять версию газетчиков. Преступление совершили люди, непременно преследуя определенные корыстные цели.
Яви подумал: нужно как следует изучить отчет о вчерашнем заседании Ученой комиссии. Полицейские агенты, присутствовавшие в зале, добросовестно зафиксировали все, что там происходило. Слава богу, они не обошли вниманием и профессора Фэтона.
Инспектор открыл папку с отчетом. Почти ко всем страницам были пришпилены фотографии небольших размеров. Яви отобрал те, где был зафиксирован Фэтон и разложил на столе: Фэтон на трибуне, в компании профессора Гинса и Шэттона Дюка, потом те же и профессор Крок Суни; затем Фэтон, идущий вслед за коляской Гинса, которую толкает Дюк, Фэтон, пожимающий уже на улице руку Гинсу, и Фэтон, садящийся в машину Дюка.
Инспектор отобрал несколько. Остальные отодвинул на край стола. Со стороны он был похож на человека, раскладывающего пасьянс.
Разложив фотографии в ряд, Яви откинулся на спинку стула. Что могут ему дать эти снимки? Достаточно много. Хорошо, что инструкция обязывает полицию не оставлять без внимания ни одного массового мероприятия. Иначе этот болван Муттон ни за что не додумался бы послать на заседание агентов, как не додумался взять под охрану квартиру профессора. Идиот!
Губы инспектора шевельнулись, как если бы он произнес это слово вслух, глаза стали колючими и злыми. Отпустить изобретателя без охраны и даже без сопровождения полицейского агента. Да только за это комиссара нужно гнать из полиции самой грязной метлой, какая найдется в городе! Но черта с два его прогонишь! Это умные люди на таких постах в полиции долго не удерживаются.
Инспектор чуть приметно передернул плечами. Кажется, он отвлекся. Последнее время его все чаще и чаще одолевало критиканское настроение. В такие моменты он испытывал глухое недовольство собой, потому что критиканство его обращалось в конечном итоге против него же. Приходили пугающие мысли о том, что он, в сущности, напрасно прожил жизнь, пожертвовав ее служению ложным идеалам и никчемным целям.
Яви поморщился. К черту сентименты! Раз взялся за дело, нужно доводить его до конца. Глаза его обратились к фотографиям. Он чуть пригнулся к столу. Казалось, тонкий с едва приметной горбинкой нос его стал вдруг длиннее, тоже потянувшись к снимкам.
Интересно, что шептал профессор Гинс прямо в ухо Фэтону? Ничего особенного, надо полагать. Просто Гинс, как человек достаточно воспитанный, не мог позволить себе громкого разговора, который мешал бы окружающим. Ясно одно: из всех присутствовавших в зале Гинс и его студент были для профессора наиболее близкими или приятными людьми. В их число, пожалуй, можно включить и профессора Суни. Уж очень тепло улыбался ему Фэтон.
С Дюком откровенного разговора, к сожалению, не получилось. Надо чтобы он обязательно получился с профессором Гинсом. По крайней мере, Гинс знает истинную научную ценность аппарата.
Инспектор аккуратно сложил все фотографии и положил их в ящик стола. Потом через дежурного вызвал комиссара Муттона. Комиссар явился минут через десять.
– Присаживайтесь, комиссар, - кивнул он на стул.
Муттон вяло прошел к столу, помедлив сел. Роль мальчика на побегушках у столичного детектива вызывала в нем глухое раздражение. При высоком росте и нормальной полноте комиссар, однако, не производил впечатления физически сильного человека. Казалось, природа истратила все отпущенные для него силы на то, чтобы вытянуть его вверх. Слишком узкие бедра и плечи Муттона сразу бросались в глаза. Голова, большая, чуть сплющенная книзу, словно бы сгибала Муттона под своей тяжестью.