Взорвать «Аврору»
Шрифт:
– Стоять!!! – донесся до него истошный захлебывающийся крик.
Остановился он, только пробежав половину Васильевского острова. Замер, прислушался. Тишина. Только где-то далеко сонно лаяли собаки. Сабуров сунул руку в карман, потом во второй, потом лихорадочно переворошил портфель… Письма не было.
– Ч-черт, – процедил он с досадой. – Неужели обронил?
Неподалеку прошумел автомобильный мотор, хлопнули дверцы. Несколько мужских голосов встревоженно, зло перекликались между собой. Прислушавшись, Сабуров снова бросился бежать в глубь двора.
Начальник
– Значит, ты уверена, товарищ Скребцова, что твой подопечный Сабуров в Ленинград сегодня не прибывал? – переспросил Мессинг. – Так?
– Так точно. Иначе он объявился бы на «Авроре»… Мое мнение, Станислав Адамович, что он вообще не переходил нашу границу.
– Ого! – еще шире улыбнулся Мессинг. – Вот оно даже как, а? Значит, ложная тревога?..
– Возможно, провокация. Англичане пытаются испортить нам праздник десятилетия Октября. Нагнетают панику… Пытаются сорвать визит товарищей Сталина и Ворошилова к нам. Возможно, действуют в связке с троцкистами или даже самим Троцким. Известно, сколько у него поклонников за рубежом…
– Возможно, – покладисто кивнул лобастой головой Мессинг и погладил лысину. – Возможно, так… А возможно, и не так, товарищ Скребцова.
Даша непонимающе взглянула на начальника.
– Как же он не прибыл, – продолжил Мессинг, – когда час назад на берегу Невы, напротив Академии художеств, им совершено нападение на постового милиционера?
– Может… не он? – упавшим голосом спросила Даша.
– Может, и не он. А только постовой Шишкин уверен – на фотокарточке, которую ему вручили перед началом дежурства, именно тот, кто на него напал, то есть Сабуров. Сбил его в воду и фьють… скрылся на Васильевском. Сейчас там вся милиция носом землю роет. И я ей приказать прекратить поиски, как ты понимаешь, не могу. Начальник милиции города Ленинграда мне не подчинен.
Даша опустила голову.
– Это моя вина, товарищ начальник облотдела, – глухо выговорила она.
Мессинг устало махнул рукой.
– Да ладно тебе, я же знаю, какие меры ты приняла… Просто… если мильтоны его первыми отыщут, они же его, перед тем как нам сдать, изуродуют как Бог черепаху. А нам он нужен какой? Правильно, целенький… – Он крепко зевнул и потянулся. – Так что давай, Даша, не поспи ночку. Тем более что визит высоких гостей в Ленинград никто не отменял… И охрана их усилена не будет.
Даша выпрямилась.
– Разрешите идти?
– Иди, – кивнул Мессинг.
Дождавшись, пока девушка выйдет, Мессинг выдвинул ящик письменного стола и вынул оттуда сильно измятое и намоченное водой недописанное письмо Владимира, оброненное им на ступенях набережной. Бережно разгладил, усмехнулся и спрятал обратно. Положил письмо назад в ящик, запер его на ключ и снял телефонную трубку.
– Машину к подъезду.
Чем чаще задыхавшийся от быстрого бега Сабуров вслушивался в звуки окружавшей его промозглой ноябрьской ночи, тем лучше понимал – за ним снарядили настоящую погоню. Сброшенный им в Неву страж порядка наверняка сообщил
Владимир и в детстве-то нечасто бывал на Васильевском, а сейчас, после стольких лет эмиграции он и вовсе слабо помнил архитектуру острова. Против Сабурова была строгая планировка улиц – линии, пересеченные проспектами; скрыться в этой геометрически четкой нарезке гораздо сложнее, чем, например, в путанице московских переулков. И тем не менее один шанс у него был. Смоленское кладбище. Именно к этому погосту, расположенному почти в центре острова, сейчас держал путь Сабуров.
На углу Пятнадцатой линии и Малого проспекта, у большого пятиэтажного дома, на первом этаже которого размещался какой-то магазин, он остановился и снова вслушался, стараясь восстановить дыхание. Гул автомобильных моторов звучал уже на порядочном отдалении, где-то в районе Шестой или Восьмой линий. Владимир опасался того, что по его следу пустят собак: ищейка найдет где угодно, от нее не скроешься. Но лая почему-то не было слышно. Не перекликались и человеческие голоса. Создавалось впечатление, что его преследуют только машины…
Показались запертые ворота Смоленского кладбища. Слава Богу, никакого сторожа или охранника возле них не обнаружилось, так что перебраться через ограду Владимиру никто не помешал. В темноте смутно забелела часовня, возведенная в честь блаженной Ксении Петербургской. Многочисленные кресты и склепы, молчаливо возвышавшиеся вокруг, поневоле нагоняли жуть.
Владимир надеялся, что милиционеры не рискнут сунуться сюда ночью, но они рискнули. Минут через десять после того как он углубился в аллеи кладбища, рычание автомобильных моторов раздалось рядом с воротами.
Затаив дыхание, Сабуров старался слиться с огромным надгробным памятником. Ледяной камень холодил щеки. Неподалеку слышались грубые голоса, тьму разрывали огни ручных фонарей. Они метались по кладбищу, выхватывая то крыло каменного ангела, то покосившийся от времени крест, то мрачный склеп.
– Да не, не сюда он побег, – произнес один голос.
– А я тебе говорю – сюда, – упрямо возразил второй.
– Слушай, и охота тебе ночью по кладбищу шарить, а? – с досадой отозвался первый.
Раздался звук плевка, и второй голос ответил:
– А ты бы шел трамваи водить, а не в милицию.
– Почему трамваи?
– Там думать не надо. Едь по рельсам, и все…
Стараясь двигаться бесшумно, Сабуров потянул на себя металлическую дверцу, ведущую внутрь склепа. Он очень боялся, что заржавевшая за годы дверца заскрипит на все кладбище, но этого не случилось. Пригнувшись, он вошел внутрь, в холодную полутьму.
В центре склепа высился на постаменте массивный свинцовый гроб, наполовину покрытый старым голубиным пометом. В изголовье гроба стояла небольшая пыльная икона Богородицы, поперек лба которой какой-то хулиган крупно выписал матерное ругательство. У иконы тускло горели две красные лампадки. В углу, на полу склепа, валялся ветхий белый саван и стояло с пяток старых пивных бутылок. Видать, здесь коротали ночи местные беспризорники.