Взорвать «Аврору»
Шрифт:
– Точнее, бессилие, – вставил Ворошилов.
– Вот-вот… Все-таки юбилей революции – примиряющая дата. В семнадцатом все было просто – вот мы, вот они…
Сталин засмеялся, по-дружески обнял Кирова за плечи:
– Любишь ты все упрощать, Сергей… Да ведь троцкисты спят и видят, чтобы нанести нам удар в спину именно в момент праздника. Особенно после моей речи на пленуме.
– Только не в Ленинграде, – помотал головой Киров. – Мы тут их крепко почистили.
– Ручаешься? Это хорошо, – легко согласился Сталин. – А
– Выходит, так, – засмеялся Киров.
– Ну что ж, надо забирать в Москву твоего Мессинга, – в таком же шутливом тоне сказал Сталин. – Пусть покажет пример нашему Менжинскому.
– Как ты это позавчера сказал, Коба? – подхватил Ворошилов. – «Заклятые враги революции ругают ГПУ – значит, ГПУ действует правильно».
Все дружно рассмеялись.
По сумрачному, угрюмому проходному двору в центре Ленинграда, задыхаясь, тяжело бежал самый старый из троцкистов – седой Петрович. Он прижимал к себе полотнище транспаранта, который развернул было напротив Казанского собора.
Следом, топоча сапогами, мчались двое милиционеров в черных шинелях. Оба время от времени свистели в свистки.
– С ним еще рыжий был, молодой! – на бегу крикнул первый милиционер второму.
– Я в курсе, давай за этим!
Добежав до ржавой пожарной лестницы, Петрович подтянулся на руках и начал карабкаться на крышу. Один из милиционеров полез за ним, а второй бросился дальше, в подворотню.
– Стой, тварь троцкистская… – прохрипел первый уже с лестницы.
– Хрен возьмешь, – хрипло рассмеялся в ответ седой. Он уже был на крыше. – Я этими дворами еще в пятом году от полиции уходил.
Грохоча кровельным железом, он бросился вперед. Мокрая от дождя крыша скользила под ногами. Наперерез с испуганным мяуканьем бросился черный котенок.
Седой, тяжело дыша, обернулся. Милиционера видно не было.
Петрович поднял глаза и увидел второго мильтона, который держал его на мушке нагана. «Успел, – равнодушно подумал седой. – С того двора забежал и залез… Успел. Ноги молодые. А у меня – старые».
– Руки вверх, троцкист, – облизав пересохшие губы, хрипло сказал мильтон. У него было щекастое круглое лицо – обычное русское лицо простого парнишки, родившегося в деревне. «И звать, небось, Ваней», – подумал седой, поднимая руки вместе с транспарантом вверх…
В следующий момент он неожиданным ударом древка транспаранта выбил оружие из рук милиционера и ногой ударил его в живот. Мильтон с воплем рухнул на крышу. Издали, грохоча сапогами по железу, приближался отставший первый милиционер с револьвером в руке. Он выстрелил в воздух.
– Стоять, сука!!!
Петрович бросился дальше, к краю крыши. Он помнил, что там есть пожарная лестница, которая ведет в соседний двор. Лестница была на месте, и он начал торопливо спускаться по ней. Первый мильтон нагнал его и, лежа на краю крыши, целился
– Ты бы вниз посмотрел, придурок, – тяжело дыша, сказал мильтон.
Седой с уровня седьмого этажа взглянул вниз. Там, во дворе, уже собралась немалая толпа добровольных помощников милиции. Все они злорадно смотрели на него.
– Чего застрял? – крикнул кто-то. – Давай спускайся, мы те ленинский ЦК покажем…
Толпа расхохоталась.
– Ну что, хрен старый, видит тебя сейчас твой Троцкий? – презрительно спросил сверху милиционер.
Петрович еще раз взглянул на него, затем вниз, во двор.
– Я тебе не хрен, пес сталинский, а член РСДРП с 1903 года.
Он сильно оттолкнулся руками от лестницы и полетел спиной вниз, прямо на замершую от ужаса и неожиданности враждебную толпу…
Еще через десять минут подъехала бесполезная карета «Скорой помощи». Хмурые санитары грузили труп в машину, и никто уже не обращал внимания на грязный транспарант «Да здравствует Ленинский ЦК!», валявшийся на асфальте двора.
Дверца такси распахнулась, и полковник уселся за руль. Судя по всему, он нервничал.
– Что теперь, Павел Дмитриевич? – спросил генерал, разместившийся на заднем сиденье.
Шептицкий даже задохнулся от ярости:
– Ваше превосходительство, иногда я не вполне понимаю, кто руководит нашей Лигой – вы или я?!
– Виноват, но сама идея акции была вашей, – резонно возразил Покровский. – Контакты с британцами – через вас. Кандидатура Сабурова – ваша. Друг в Петербурге, который должен убрать Сабурова, – ваш… Кстати, как он собирается это сделать?
– Не знаю, это его проблема.
– И он с ней справится?
– Уверен. Человек прошел огонь и воду…
– О Сабурове вы тоже так говорили… – Генерал помолчал с минуту и спросил: – Ну как, успокоились? А теперь я повторю свой вопрос: что дальше?
Шептицкий обернулся к пассажиру, криво усмехнулся.
– Молиться, Алексей Кириллович. За то, чтобы Сабуров сдал нас хотя бы не со всеми потрохами.
По переполненному демонстрантами проспекту 25 Октября торопливо шли рядом Даша и Карпов. Оба были в форме ОГПУ и время от времени отвечали на приветствия младших по должности.
– Нет, я все-таки не понимаю, как он взрывать-то ее будет? – раздраженно говорил Карпов. – Свободного доступа на крейсер уже нет. Набережная оцеплена. На лодке, что ли, подплывет? С самолета спрыгнет?..
– Не знаю, – сумрачно отозвалась Даша.
– А мне кажется – отказался он от этой идеи. Убедился в том, что не выгорит, и все… смотал удочки.
– Отказался бы – не появлялся бы в городе, – коротко сказала Скребцова. – Не скрывался бы с таким упорством от милиции на Васильевском. Да и вообще не стал бы ввязываться в драку с милиционером. Что там у тебя за стрельба была в кабинете?