Взрослые дети, или Инструкция для родителей
Шрифт:
И для начала можно использовать историческую тактику, чтобы с ее помощью избежать исторических проблем. Вы ведь понимаете, что история – не мертворожденное потомство учебников и монографий. Она разворачивается у нас на глазах и сохраняется в нашем опыте – в том самом, который со временем абсолютно исчезает под наслоением мифов и стереотипов. Попробуем «откопать» то, что нам потребуется.
Проблема человека (и одна из важнейших) состоит в том, что он нередко складирует ценную информацию в самых дальних уголках памяти, вместо того, чтобы хранить ее под рукой и применять по мере надобности. Мы даже не знаем, чем владеем. И вот вам пример: кто из нас в свое время не выслушал целую сагу о непререкаемом авторитете старшего поколения? Кому мамуля не напевала «в стиле блюз»: «Ах, какие семейные ценности водились в наше время! Ах, как уважали мы родителей и слушались
Начнем анализ с наших ощущений: вероятно, все мы воспринимали указанные «эпические вариации на тему послушания» не без удивления, а также с некоторой долей неприязни. И тем не менее, сознание фиксировало этот прием как действенный: так, значит, старшие могут добиться повиновения от младших, взывая к авторитету еще более старших. И скоро, кажется, мы станем исполнять своим детям караоке на тему: «Ах, какое обожание и преклонение внушали нам наши папы и мамы!» — если только дебют уже не состоялся. Но, если быть до конца откровенными, наши папы и мамы ничего такого нам не внушали. А вот кто действительно внушал, так это наши дедушки и бабушки. Действительно, поколение, условно говоря, дедушек и бабушек – то есть мужчин и женщин, чья молодость пришлась на сороковые–пятидесятые годы прошлого века (господи, какая седая быль!), — это поколение выживавших и выживших. Им довелось пройти вовсе не через форменный, а через самый настоящий ад, где человеку отказывают не только в еде и крове, но и в жизни как таковой – и пожаловаться некому. Разве что, как говорила Золушкина мачеха в исполнении Фаины Раневской, «жаловаться королю, жаловаться на короля».
Разумеется, в подобных условиях всем было не до капризов, не до мелочей вроде «полноты самореализации каждой конкретной личности» или «индивидуального подхода к концепции воспитания».
Когда подчистую исчезает необходимое, многие важные вещи превращаются в излишние.
И потому поколение дедушек–бабушек старалось раздобыть для семьи необходимое, не тратя сил на глупые сантименты и мелочные придирки. Тем более, что большинство добытчиков, по не зависящим от них обстоятельствам, либо отсутствовало вовсе, либо находилось в неработоспособном состоянии. Мужчин выморили война и репрессии. Немногие уцелевшие мужчины и их женщины приняли на себя ответственность за выживание нации и восстановление страны.
Судите сами: разве в те годы, в тогдашних условиях российские «патриахи и матриархи» могли от души предаваться семейным интригам, азартно участвуя в грызне домочадцев и самозабвенно распуская сплетни? Скорее всего, нет. Когда заканчивалась дневная каторга, организм – нет, не сознание, не личность, а именно организм – нетерпеливо требовал отдыха. Биологическая программа тоже помогала выжить. Только бы заползти на кровать и заснуть до того, как голова коснется подушки! Подумайте, с каким пофигизмом воспринимается все «несущественное», если мозг и тело настойчиво требуют «забыться и заснуть». При таких «перегрузках» простое выполнение повседневных дел — задача поистине титаническая. Бабушки и дедушки в массе своей справлялись: они прожили большую часть жизни в состоянии глубокого стресса, ухитряясь вдвойне, втройне, если не вдесятеро выше ценить каждую секунду отдыха, каждое мгновение счастья. Видимо, с этим «вынужденным гедонизмом» было связано их нежелание копаться в мелочах, ловить рыбку в мутной воде, искать черную кошку в темной комнате, где нет никаких кошек. Притом очевидно: те, кто полжизни провел в нечеловеческих условиях, подсознательно готовили собственных детей к аналогичной участи. Главной задачей было научить младшее поколение, поколение наших мам и пап – нет, не послушанию, а выживанию.
Это, кстати, вещи диаметрально противоположные. Ребенок, обученный послушанию, легко становится жертвой агрессии или мошенничества. Он не сумеет возразить тому, кто старше, удрать от того, кто сильнее, и подраться с тем, кто нападает. Его главная тактика – конформизм. То есть подход, основное содержание которого составляет так называемое «хорошее поведение». Хорошее, вежливое, неагрессивное, альтруистическое – и абсолютно нежизнеспособное. К тому же послушный ребенок менее самостоятелен и свободен в выборе по сравнению с менее благонравным, менее приятным старшему поколению, но гораздо более жизнеспособным «мальчишом–плохишом».
Ребенок, обученный выживанию, умеет «фильтровать» информацию и вдобавок умеет говорит «нет». И шанса не упустит, и кровного не отдаст, и противнику не уступит.
Заверяем своих читателей, что не имеем ничего против принципов, манер и благородных побуждений как таковых. Но, так же, как у истоков самого благородного рода непременно стоит удачливый разбойник (или несколько поколений удачливых разбойников), у истока самых альтруистических стремлений неизбежно отыщутся эгоизм — даже нарциссизм — и личные амбиции. Своего рода глина, из которой, после соответствующей обработки, можно построить здание или вылепить скульптуру – и те переживут века. Хотя в необработанном виде это нечто и выглядит как грязь, и, собственно, является грязью.
Превратить «сырье» во что–нибудь полезное, достойное того, чтобы сохраниться в памяти людской, способно управляемое поведение.
В психологии возможность регулировать свои потребности и направлять свои ресурсы на достижение цели называется «произвольностью». Именно произвольность делает человека целеустремленным. А если уровень произвольности в характере очень низкий? Что тогда? Тогда – истерия, а то и нарциссические неврозы – депрессия, шизофрения, паранойя.
Бывает и так, что человек сам уверенно «идет на конфликт». Причем без каких бы то ни было объективных причин. Неизбежность конфликтов осознают все, а вот о потребности в конфликте представление имеют немногие. И тем более о психологической зависимости от конфликтов. Широкой публике мало известен такой психологический термин, как гневоголизм — в отличие от другого распространенного явления, тоже служащего причиной конфликтов, – трудоголизма. Притом, что гневоголиков – людей, снимающих напряжение с помощью скандалов и регулярно «разряжающихся» в кругу родных и близких – в наше время очень много. Почему–то принято считать гневоголиков совершенно нормальными людьми – вспыльчивыми, но отходчивыми. Хотя их «вспыльчивость» отражается на окружающих практически так же скверно, как и любая другая психологическая зависимость. Пусть финансовую сторону жизни эта патология не разрушает, зато куда сильнее страдает эмоциональная сторона взаимоотношений. Есть и другие формы девиантного поведения, при котором из глубин подсознания «всплывают» комплексы, ослабляющие контроль сознания над личностью. Человек становится «спонтанным», чересчур непосредственным, инфантильным и неуправляемым. И в наши опасность «распоясаться» все возрастает – из–за повышения уровня тревожности в человеческой психике.
Произвольность как умение ставить рамки и пределы свои эмоциям и желаниям – плод своего рода «психологической тренировки». А непроизвольность, спонтанность и прочий «беспредел» проявлений эмоциональной сферы – это, в свою очередь, «растренированность» психики. Или неверная ориентированность. Как, например, у многих представителей поколения шестидесятых. Здесь, очевидно, у многих читателей возникнет вопрос: что, нарциссические неврозы у целого поколения? Как это вообще возможно? Конечно, не у поколения, а у многих представителей. Массовое распространение эмоциональной «растренированности» в 1960–е годы было плодом соответствующего восприятия «чувственных порывов». Рационализм и утилитаризм, «державшие» в жестких рамках сознание военного поколения, младшему поколению казались форменными кандалами – этаким остаточным явлением тоталитаризма, воспоминаем о его насквозь проржавевших цепях и узах.
И, перепутав свободу с волей, чувства вырвались на волю. После чего в сознании шестидесятников начались самые безответственные вакханалии и дионисии — что, впрочем, одно и то же. Происходил своеобразный «откат» от полюса тоталитаризма к полюсу волюнтаризма – явление, многократно наблюдавшееся в разные моменты истории: массовое сознание словно бы прорывает плотину и ведет себя по образу и подобию стихии. Чтобы представить результат, достаточно вспомнить кадры наводнения в Новом Орлеане: много мусора, жертв и проблем. Примерно того же эффекта «половодье чувств» добилось в менталитете.