Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть III: Мудрость
Шрифт:
Вступление
«Почему многие из вас называют меня пандитом? Верный признак настоящего пандита – знание им того, что знатока всех этих искусств и наук не существует, и поэтому все узнанное им за прошедшие века – не более чем неведение».
«Гуру Вачака Коваи» (132) [1]
Мудрость можно смело отнести к числу вещей «неописуемых», хотя есть даже картины, ее изображающие.
1
Здесь
Разумеется, существуют сложные и несомненно правильные словарные определения, например: «мудрость – это свойство человеческого разума, характеризующееся степенью освоения знаний и подсознательного опыта и выражающееся в способности уместного их применения в обществе, с учетом конкретной ситуации».
Джордж Уитер. Эмблема мудрости. 1635
Но простому, не философского склада ума человеку такие вещи понять достаточно трудно (да чаще всего и не особенно нужно), поэтому в нашем случае речь идет о совершенно другой мудрости, той, о которой так много говорит Лао-цзы.
«Вот почему мудрый все время в пути и он не пытается сбросить груз со своей повозки. Если даже и доведется ему оказаться в дворцовой зале, он будет чувствовать себя там спокойно и беззаботно, подобно случайно залетевшей ласточке. Ведь что можно поделать с тем, кто, будучи господином, с легкостью взирает на мир и руководствуется лишь своими личными интересами? Обретешь легкость тогда, когда утратишь привязанность к тому, что имеешь. Обретешь свободу движений тогда, когда отстанет в пути тот, кто управляет тобой».
Это мудрость человека, идущего нелегким путем мирянина и испытывающего бесчисленные трудности на этом пути. «Сказочная» же форма изложения выбрана потому, что позволяет излагать все как бы не вполне всерьез.
Эта книга является третьей частью «Сказок о Гун-Фу», первая из которых была посвящена Ци-Гун, а вторая – Тай-Цзи-Цюань. Само собой, и там и там «в главной роли» выступал учитель Минь.
Читать третью часть можно, разумеется, и отдельно, но вместе с первыми двумя будет точно интереснее.
Как и в предыдущих двух книгах, никаких реальных людей и имен в книге не упоминается. Все персонажи вымышленные и никого им подобного «в природе не существовало».
«Однако обязанность ученика – даже во сне непреклонно и безропотно следовать ценным наставлениям, которые, исходя из своего бессмертного опыта, дает Гуру, сияющий высочайшим божественным качеством – беспричинной Милостью».
< image l:href="#"/>Вьетнамская «моя дочь», или Сказка под названием «Это точно не мудрость»
В 1282 г. на острове Сицилия в пасхальный понедельник французский солдат изнасиловал девушку прямо накануне ее свадьбы. Ее мать с криком: «Ma fia! ma fia!» (Моя дочь, моя дочь!) носилась по улицам. На другой день вспыхнул бунт, в результате которого за один вечер были перерезаны тысячи французов.
Мафия к мудрости не имеет никакого отношения, и эта история была рассказана учителем Минем с одной только целью: показать, что мудрость не связана ни с профессией, ни с вероисповеданием, ни с национальным происхождением, ни со страной проживания. Она также не имеет ни возраста, ни срока давности, ни цели. Она просто есть. Или нет. Кому какая выпадет судьба в этой жизни. Как сказано у Жванецкого: «Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один». Так что эта сказка о том, что никак не может считаться мудростью.
Никто не знает, что, когда, откуда и от кого придет к нему
(Рассказано мастером Минем)
«Свободному в сердце от всякой привязанности, пусть даже он участвует во всех [делах], ничто никогда не будет грозить по причине ясности, с которой сияет его ум».
Когда Мо уехал, я неожиданно заметил, что он, несмотря на свой весьма небольшой рост, занимал очень много места. Дошло это до меня, когда его трехкомнатная квартира вдруг стала казаться мне очень большой. Простейшая логика подсказывала, что все освободившееся место ранее занимал он. Правда, не было понятно, как ему это удавалось, но это я понял и без всякой логики, точнее, используя логику Ци-Гун. Не он занимал много места, а его Ци, которой у него, как у мастера, было немерено.
И еще, к моему собственному удивлению, я успел к нему привязаться, хотя сам он этому никак не способствовал, наоборот, всячески подчеркивал, что привязанность – это очень плохо. Да и мне самому уже давно казалось, что мне никто не нужен.
Это, однако, лирика. А прозой было то, что освободилось не только место в квартире, но и время в моем расписании. Заниматься Тай-Цзи-Цюань столько, сколько мы занимались с Мо, я даже не пытался, так что скучно мне стало достаточно быстро. Поэтому приглашение мастера Ви, того самого, который в свое время познакомил меня с Мо, пришлось очень кстати. Ви я уважал и пошел охотно. Отношения у меня с ним сложились, я бы сказал, приятельские. Хотя, скорее, он был очень рад тому, что я не начинаю обучать людей и не отбираю у него учеников. Сам он как мастер рукопашного боя был неплох даже для Вьетнама, но со мной ему был никак не тягаться. Лучше всех это понимал он сам и был благодарен, что я ни разу при учениках не подверг сомнению его авторитет. А я был ему благодарен за то, что он представил меня Мо. Такая вот дружба, основанная на взаимной выгоде. А что, прочнее дружбы не бывает.
Пригласил меня Ви к себе в тренировочный зал. Зал у него был всегда ухожен, но на этот раз он был надраен даже больше, чем всегда, о чем я не преминул ему сообщить.
Ви ухмыльнулся:
– Ты заметил, молодец. Это не ученики мыли, дождешься от них, от этих бездельников. Это я специально женщину приглашал, она тут три полных рабочих дня с утра до ночи драила. Так оно и видно. А ты знаешь, как эти негодяи моют пол?
Само собой, я не знал, как «эти негодяи» моют пол. Несколько раз, заходя к Ви после занятия, я видел, как его ученики убирают в зале. Они всегда оставались вдвоем (чаще всего так, как отрабатывали парную технику) и весьма старательно терли шваброй пол, не забывая при этом достаточно часто менять воду. В общем, нормальная армейская методика.