Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть IV: Все настоящее одинаково
Шрифт:
А с пакетом я, конечно, дал маху. «Самый большой» пакет (я бы даже назвал его мешком) оказался таким большим, что весил, наверное, немногим меньше, чем я. Впрочем, сколько я там вешу? Ну, может, килограммов пятьдесят. Нет, пакет, пожалуй, все-таки был полегче, это, скорее, я разленился и отвык от тяжелой физической работы. Вместе с пакетом я купил и миску, конечно, самую большую, красивую и дорогую. Честное слово, я и сам бы из такой ел. А та старая глиняная посудина, из которой ел мой дорогой учитель Ван, вообще ни в какое сравнение не шла с этой роскошью.
И тут на меня напал дикий, как врач, я бы даже сказал, истерический, хохот (дело в том, что с некоторых пор посмеяться я люблю чуть ли не так же, как и поесть). Сам почтенный учитель Ван ел из какой-то старой плошки (он говорил, что он настолько уважаемый человек, что может позволить себе
Кот оказался «волшебным», я бы даже сказал «учительским»: он дал мне урок Гун-Фу. Когда он в очередной раз «завис» в прыжке, пытаясь сбить передней лапой муху в полете, я вдруг вспомнил вопрос, который в раннем детстве задал мне дед: «Чем бьет тигр, когда бьет лапой?» Он не ожидал, что я отвечу на этот вопрос, он просто велел мне думать. Мне думать над таким мелочами было некогда, мне хотелось бегать и прыгать вместе с соседскими мальчишками (что у меня плохо получалось, потому что меня все время заставляли тренироваться), а не думать про всякую чепуху.
Поэтому про дедов вопрос я сразу забыл. Дед же больше не спрашивал. То ли тоже забыл (в чем теперь я сильно сомневаюсь, ибо на память он не жаловался и ничего из того, что считал важным никогда не забывал), то ли ждал, пока я сам пойму. Ну вот, не прошло и тридцати лет… Или все-таки уже прошло?
Теперь глядя на кота (который, исключая, разумеется, раскраску, есть несомненно точная «модель» тигра в масштабе примерно 1:10), я понял, что имел в виду дед и мог ответить на его вопрос.
Все было просто: тигр бьет тигром. Я смотрел на кота Мишу и точно видел, что он бьет не одной лапой, а всем котом, вплоть до роскошных усов. Получается это у него за счет исключительной мягкости. Обычный человек так не может, потому что у него тело жесткое и оно не пропускает через себя силу и энергию. Поэтому для человека удар рукой означает именно удар рукой. У кота же как бы вовсе нет лапы, он не обращает на нее внимания потому что бьет не ею, а всем телом, всем своим естеством, бьем всем котом. А лапа всего лишь выводит наружу всю эту целостную силу. И чем меньше лапа будет в этом участвовать, чем меньше ее будет, тем меньше она будет тормозить удар и тем сильнее он получится.
Вскоре «волшебный» кот «расплатился» за свою кормежку. Причем, расплатился по-королевски – идеей. Дело было в том, как он ел. Английский язык бедный, в нем для обозначения важнейшего процесса еды есть всего одно слово «to eat», что означает «есть». Есть, правда, еще пара слов, например «to fress», означающее «жрать», но им почти не пользуются, да и само слово не английское, кажется, оно происходит из немецкого. Я, как человек, любящий хорошо поесть, интересовался. В общем, бедный язык.
То ли дело русский. Когда мой советский ученик Володя, которому я обязан тем, что говорю по-русски, хоть и с заметным акцентом, но как образованный человек, а не как вьетнамец, закончивший подготовительные курсы, услышал, как я говорю «кушать», он тут же провел для меня ликбез. Перед этим он даже объяснил что такое «ликбез».
Оказалось, что в русском языке основной «ряд» для обозначения процесса питания примерно такой: «кушать – есть – жрать». А «не основной» меня просто потряс: вкушать, потреблять, лакомиться, питаться, поглощать, лопать, трескать, уписывать, уплетать, набивать брюхо, закусывать, перекусывать, столоваться, трапезничать. Был и отдельный «ряд»: завтракать, полдничать, обедать, ужинать. Тут были даже выражения, связывающие желудок с душой: «не могу есть: душа не принимает»; «поел, отвел душу»
Так вот, когда я смотрел, как кот «кушал», у меня
«Кормите человека правильно, и вы сделаете его добродетельным и эффективно работающим; кормите его неправильно, и он превратится в грубое неразумное животное, пессимиста, преступника, а может статься, и в инвалида. Случаются, конечно, исключения из этого правила, но они редки. Правильно подобранная диета очень помогает человеку быть человеком, а затем из человека превратиться в сверхчеловека; неправильная диета может низвести человека до уровня грубого животного.
Вы сами должны тщательно изучить, какая еда лучше всего поддерживает ваше физическое тело и позволяет вашему уму быть спокойным и чистым. При любых обстоятельствах надо стараться избегать той пищи, что вызывает запоры или же делает вас беспокойным.
Кроме того, пища, которую принимает ученик, должна быть как можно более чистой. Таковой считается пища, заработанная честным путем, приготовленная и поданная с любовью и преданностью Богу».
«Ни здоровый, ни больной»
«О, врач! Сказано, что прежде чем идти исцелять других, нужно быть врачом для самого себя, так что сперва исцелись сам, а потом приходи.
В самом деле, как тот, кто не знает, как диагностировать и вылечить свою собственную болезнь, может вылечить нещадную болезнь других?»
Само собой, когда я только переехал в Ирландию, пациентов у меня не было. Ну, разве что кто-то из вьетнамцев, которые попали сюда раньше меня. Впрочем, я и сам не слишком стремился создавать себе врачебную практику. С одной стороны, учитель Ван выдал мне с собой очень приличную сумму, которая позволяла мне достаточно долго не работать, совершенно при этом не бедствуя и не думая о деньгах. С другой стороны, совершенно неожиданно мастер Мо взялся обучать меня Тай-Цзи-Цюань и мне было не до того, чтобы кого-то лечить. А с третьей стороны (интересно, а бывает третья сторона?), мне было просто неохота.
Но у меня было незыблемое правило: если ты врач, то ты ни под каким видом не имеешь права отказать обратившемуся к тебе человеку. По этому поводу Ван говорил мне вполне определенно: «Не хочешь быть врачом, иди в бандиты (у тебя замечательно получится), иди в дворники, или в грузчики. Хотя ты такой ленивый, что нормального грузчика из тебя не получится. Но если взялся лечить – лечи. Врач не может «кинуть» человека, который обратился к нему за помощью».
Уже попав в советский мединститут, я познакомился с клятвой Гиппократа. Ничего не скажешь, красивая клятва, дающая к тому же весьма практичные советы: как обучать врачебному искусству, как лечить, как относиться к больным. Говорится там и о том, чего не нужно делать: не лезть не в свое дело, не болтать попусту, не позволять себе лишнего с пациентками. В общем, правильная клятва (Гиппократ не забыл отметить даже то, что необходимо почитать того, кто тебя научил врачебному искусству), только я, увы, видел не так много врачей, которые следовали этим заповедям. Видимо, им объясняли не так доходчиво, как мне объяснял Ван. И не так наказывали, если кто-то чего-то не понял…
Впрочем, это обычное дело. В школах У-Шу тоже есть масса наставлений о том, как должен вести себя человек, практикующий воинское искусство, а тем более сам обучающий ему. Там есть не только запрет на драки на улице, это подразумевается само собой; там есть даже наставление «будь сладок в речах». При этом практически все, без исключения, вьетнамские хулиганы очень усердно занимаются боевым искусством (это ж каким надо быть идиотом, чтобы браться учить эту босоту), а сладкими в речах они бывают только когда запугаешь их до полусмерти. В общем, правильные наставления – это одно, а их реализация – совсем другое.