Взрыв на макаронной фабрике
Шрифт:
– Все. Но больше всего холодное оружие любил.
– И где он сейчас? Посадили?
– Почему посадили? – Полина удивленно заморгала. – Он умер. Его убили. Представляешь! Стилетом из его же коллекции!
– Да, – посочувствовала я, – в наше время опасно быть антикваром. А что его родственники? Наверное, распродали всю коллекцию с молотка?
– А что родственники? У дяди Феликса только жена была. Намного моложе его, между прочим! Любил он ее, просто страсть! Катюша то, Катюша се… Баловал, конечно. Да она, в общем-то, неглупая. Универ закончила, на работу устроилась юрисконсультом, кажется. А насчет коллекции… Зачем же ее продавать? Денег там и так полно: от мужа остались, сама неплохо зарабатывает, да и папенька время от времени подкидывает.
– А кто у нас папенька? – спросила я, уже предполагая ответ.
– Ювелир. Он в Москве живет. Очень известный человек. Катька говорила, что он в Алмазном фонде консультантом работал. Сейчас-то, конечно, на пенсии уже. Но все равно к нему иногда обращаются за советом и для оценки бриллиантов, золота…
Полина продолжала что-то говорить, но я ее уже не слышала.
«Вот это я удачно пришла! – думала я. – Ай да Катюша! Папенька – ювелир, муженек – антиквар. Интересно, а Веник знает, что за птичка ему попалась? Надо будет его потрясти как следует!»
Из размышлений меня вывел оглушительный вопль Полины:
– Прекратите немедленно! Слезай с нее сейчас же!
Девушка вскочила со скамейки и, сжав кулачки, затопала ногами. Я перевела взгляд на газон, где резвились наши собачки. Н-да, резвиться-то они резвились, но уже в несколько ином направлении.
– Женька, их надо растащить! Я Шурку вообще стерилизовать хотела! Мне щенки не нужны!
– Не надо их растаскивать, – отрезала я. – Это психологическая травма для собачек.
– Да-а, травма! А у меня из-за этой травмы щенки будут! – взвизгнула Шуркина хозяйка.
– У тебя точно не будет, – успокоила я ее. – Если повезет, то и у Шурки тоже. Ну а коли все-таки появятся, я их себе заберу.
– Всех?
– Всех до единого!
Полина несколько успокоилась. Она вновь опустилась на скамейку и усмехнулась:
– Нет, ну Шурка-то какова? Ни одного кобеля из клуба к себе не подпускает, а тут…
– Любовь, – глубокомысленно изрекла я.
Закурив сигарету, я заметила, что в нашу сторону направляется Рассел. На его лице привычно сверкала американская улыбка.
– Чего это он лыбится? – удивилась моя собеседница. – Больной, что ли?
– Да нет, – я махнула рукой, – он американец.
– Бывает, – сочувственно вздохнула Полина и растянула губы в улыбке.
– How do you do, mister…
– Доуэрти. Рассел Доуэрти. Я говорить по-русски, – торопливо пояснил американец.
По правде говоря, он правильно сделал, ибо акцент у Полины был ужасающий: что-то среднее между горловым пением народов севера и любителем-самоучкой французского языка из глухой глубинки.
– Женька, – обратился ко мне Рассел, – это есть твой важный встреча?
Я взглянула на часы: половина шестого. В шесть подъедет Катерина. Стоит ли ехать домой или лучше дождаться ее здесь? Немного подумав, я решила все-таки съездить домой. Во-первых, нужно отвезти американца – нечего ему под ногами путаться. Неизвестно, может, Катерина в присутствии мужчины не пожелает со мной откровенничать. А во-вторых, Рудольфу тоже пора домой. Вон как утомился, бедняга. В самом деле, песик, ошалев от страсти, уселся на травке и уставшими глазами следил за своей подругой, которая радостно носилась вокруг избранника.
– Нет, – ответила я Расселу, приняв решение, – это не та встреча. Поехали, Рас, я тебя отвезу домой, а потом вернусь.
Мы попрощались с Полиной, не забыв обменяться телефонами на тот случай, если на ее Шурке все же скажутся последствия знакомства с моим любвеобильным Рудольфом, загрузились в машину и покатили в сторону дома. Когда мы уже вырулили на шоссе, навстречу нам на огромной скорости промчался черный джип «Мерседес», именуемый в народе «чемоданом». Не сбрасывая скорости, он влетел в тот же двор, откуда только что выехали мы.
– Придурок! – выругалась я, стараясь унять сердцебиение. – Кто так ездит?!
Если не считать этого небольшого происшествия, то добрались мы благополучно: гаишники остановили меня всего-то три раза, что, при моем стиле вождения, равносильно гражданскому подвигу, у новенькой машины ничего не отвалилось и бензин не закончился посреди дороги. Я высадила Доуэрти возле дома, всучила ему сонного Рудольфа и, снабдив американца ценными указаниями, поехала обратно.
Полина по-прежнему сидела на скамейке. Увидев меня снова, она удивленно округлила глаза.
– Женька! Ты чего? Забыла что-нибудь?
– Не-е, я к Катерине Шульц.
Полина нахмурилась и поджала губы:
– Не думала, что ты водишь дружбу с этой… Я с тобой как с человеком, а ты… Топай-топай, она уже дома!
Я глубоко вздохнула и двинулась к подъезду. Возле него стоял тот самый джип, с которым я так удачно разминулась несколько минут назад.
– У-у, гад! – прошипела я и, проходя мимо, изо всех сил пнула ногой по колесу.
Автомобиль в знак протеста взревел сигнализацией. Я быстренько юркнула в подъезд, дабы не возбуждать нездоровое любопытство местных граждан к своей персоне.
Благополучно миновав дюжего и чересчур бдительного секьюрити на входе, я поднялась на третий этаж и решительно позвонила в массивную, обшитую деревянными панелями дверь. Звукоизоляция была что надо, поэтому я, как ни прикладывала ухо к двери, не услышала ни трели звонка, ни шагов хозяйки. Лишь выстрелы отпираемых замков заставили меня отпрянуть.
– А-а, это ты, – слегка разочарованно протянула Катерина. – Ну, проходи…
Она отступила на шаг назад, пропуская меня в квартиру. Немного ошарашенная таким приемом, я все же отсоветовала себе обижаться и учинять скандал, вовремя вспомнив, что пришла сюда по делу.