Взрыв
Шрифт:
— Вы замужем, Людмила Романовна?
— Конечно, — ответила она с достоинством, даже немного обиженно — неужели непонятно: женщина с такими данными редко бывает одинокой.
— Живете в Киеве?
— В новом доме на улице Ленина, — ответила не без гордости.
Дробаха задумался лишь на секунду — вспомнил: на улице Ленина за последнее время сооружен только один жилой дом.
— На углу Коцюбинского? — уточнил. — Прекрасный район, в самом центре. Квартиры улучшенной планировка…
— Да, квартира у нас неплохая.
— Двухкомнатная.
—
— Замечательно, — одобрил Дробаха. — Ваш муж?..
— Директор комбината. Юрий Лукич Лоденок. Может, знаете?
— Лоденок?.. — процедил, будто припоминая, Дробаха. — Кажется, знаю… — Он бросил взгляд на Хаблака, как бы советуясь с ним, и майор понял, что Дробаха впервые слышит эту фамилию, просто ловко подыгрывает чванливой блондинке. — Говорят, прекрасный руководитель.
Да, мужа ценят.
— Главное, чтоб ценила жена.
— Не без того.
— Он провожал вас в аэропорт?
Людмила Романовна посмотрела на Дробаху как на абсолютного невежду.
— Муж заботится обо мне.
Дробаха подумал: небось намного старше и бегает на цыпочках вокруг своей крали.
— Какой багаж имели?
— Два чемодана.
— Вы сами укладывали вещи?
Женщина презрительно хмыкнула:
— Юра не позволяет мне заниматься бытом.
«Ну и ну, — подумал следователь, — неужели эта кукла не удосужилась даже вещи свои уложить?» Сверкнул глазами и уточнил:
— Летите в Одессу на отдых?
— Муж достал путевку в санаторий.
— И вы позволили мужу подбирать вам платья?
— Я вытащила из шкафа, а Юра укладывал.
— Он умеет это?
— Мой Юра все умеет. А зачем вам мои чемоданы?
Дробаха вроде бы пропустил этот вопрос мимо ушей,
— Итак, — уточнил, — ваш муж сам укладывал вещи? Без вашего вмешательства?
— Да.
— И сам сдал их в аэропорту?
— Он же муж!
— Вы всегда ездите на курорт одна? — вмешался Хаблак.
Людмила Романовна перевела на майора любопытный взгляд, губа у нее дрогнула, видно, хотела ответить резко, но сдержалась.
Хаблак почувствовал, что проявил бестактность, и пошутил:
— Оставлять дома такого руководящего мужа в одиночестве небезопасно.
— Считаете?.. — улыбнулась легко, но вдруг наморщила лоб, вероятно, иногда и сама думала так, помрачнела, взглянула на Дробаху и повторила: — Считаете, так?.. Потому и расспрашиваете о чемоданах? Говорите прямо…
— Ну что вы, просто надо уточнить некоторые детали…
Людмила Романовна переплела пальцы, сжала так, что суставы побелели, и вдруг сказала твердо и непреклонно:
— Он завел себе любовницу и решил избавиться от меня. А.я как последняя дуреха… Да, немедленно возвращаюсь домой!..
Дробаха обошел вокруг стола и наклонился к женщине.
— Вы воспринимаете наши вопросы чересчур серьезно, — попробовал успокоить. — Просто мы разыскиваем некоторые вещи, произошел несчастный случай, вот и расспрашиваем пассажиров.
— Ага, значит, это несчастный случай… — Черты лица у Людмилы Романовны смягчились, она сразу поверила Дробахе, конечно же ей хотелось верить ему, и Хаблак подумал, что перепады в настроении женщин редко подчинены логике и зависят преимущественно от эмоций. — Ну вот, случай, а я наговорила на мужа бог знает что, надеюсь, вы не приняли все это за чистую монету?
— Ни в коей мере, — заверил Дробаха, — и не нужно вам возвращаться домой, тем более, — взглянул на часы, — что через несколько минут объявят ваш рейс.
Когда Людмила Романовна ушла, Хаблак устроился на ее стуле и вытянул блокнот.
— Четверо, — сообщил, — у меня четверо таких, которые требуют проверки.
— И у меня трое. — Дробаха кивнул на исписанный листок бумаги. — Одну из них вы видели: уважаемая Людмила Романовна Лоденок. Не очень верится, что ее муж мог прибегнуть к таким… — запнулся, подыскивая слова, — крайним мерам, но проверить обязаны. Еще имеем Николая Васильевича Королькова. Академик, директор научно-исследовательского института. Летит в Одессу на симпозиум, чемодан укладывал дома сам, жены у него нет, разведен, но потом в институте чемоданом мог распорядиться кто угодно: оставил его возле вешалки в приемной.
— Но ведь в приемной сидит секретарша, — возразил Хаблак, — и от ее бдительного ока…
— Но она, конечно, выходила из приемной, и не раз, затем, может, у нее есть основания не любить начальника. К тому же Николай Васильевич не может вспомнить, кто положил в его чемодан бутерброды, принесенные из буфета. Академик весь в своей физике, ни на что другое его не хватает.
— Да, — склонил голову Хаблак, — у таких людей много учеников, друзей, много и недругов. — Представил, какой переполох вызовет расследование дела с чемоданом академика не только в институте, и нахмурился.
Дробаха аккуратно сложил листок с пометками, спрятал во внутренний карман пиджака:
— Наконец, Ярослав Нестерович Залитач, студент-заочник и рабочий. Его дорожную сумку паковали товарищи в общежитии. Основательно набрались и поехали в аэропорт.
Хаблак постучал пальцами по красной обложке своего блокнота:
— У меня четверо. Профессор медицины Мария Федотовна Винницкая. Раз. Евгений Емельянович Трояновский. Скульптор. Два. Григорий Андреевич Дорох. Председатель колхоза из села Щербановка. Три. И наконец, четвертая. Надежда Мирославовна Наконечная. Официантка ресторана.
— Итак, семеро, — подытожил Дробаха торжественно, как будто сделал большое научное открытие. — И все из Киева. Кроме председателя колхоза. Но — Киевская область.
Они возвратились в аэропорт и вышли на летное поле. Хаблак увидел цепочку пассажиров, потянувшуюся к самолету, стоявшему неподалеку. Во главе ее шла седая женщина в темном английском костюме. Шагала, помахивая сумочкой, суровая и независимая, будто прокладывала путь людям, измученным ожиданием, нервотрепкой и разговорами со следователем.