Взрывник. Заброшенный в 1941 год
Шрифт:
Одной из главных проблем такого стечения обстоятельств было то, что пароли для связи знал только он. У радиста были и шифры, и частоты связи, но паролей он не знал, а потому доказать Центру, что работает не под контролем, не мог.
Вот же ж, чёрт его побери! Как выпутываться из данной ситуации, даже не представляю. Вот если прикинуть, как думает наш энкавэдешник, заражённый служебной паранойей? Нарисовывается какой-то мутный отряд во вражеском тылу, шлющий победные реляции, что громит врага в хвост и в гриву – может такое быть? Это как посмотреть – если в центр такие радиограммы идут потоком, то ничего странного, но думается мне, что если не одни мы такие, то уж точно подобных нам не густо. Почему? Хотя бы потому, что иметь мощные радиостанции и радистов могут либо такие везунчики, как мы, либо специально оставленные подпольные группы, либо, на крайний случай, заброшенные с Большой земли. Второй и третий варианты, считай, отпадают – об этих людях в центре должны знать, а вот такие тёмные лошадки, как мы, теоретически существовать могут, но уж очень это похоже на игру со стороны противника. Цель такой игры, правда, не ясна. Не для того же она ведётся, чтобы получить пару тюков снаряжения от Красной армии.
Хорошо, решили проверить – послали группу с ревизором. Жаль, конечно, людей, если что, но такая информация, а тем более намечающиеся возможности, дорогого стоят. Ушла группа, ладно. Выходит через некоторое время на связь и докладывает, что отряд найден – большой и сильный, но вот неувязка – старший группы погиб, и пароли никому сообщить не успел. Ну и что нормальный параноик подумает? Ага, я тоже так считаю!
Я даже догадываюсь, какое задание нам даст Центр, сделав вид, что проглотил полученную туфту. Нет, брать Берлин нас, скорее всего, не пошлют, и Варшаву тоже, а вот Полоцк вполне могут. Восстановите-ка вы, братцы, советскую власть в одном отдельно взятом городе, а лучше районе. Да, попадалово!
Похоже, старшина тоже это всё прекрасно понимал, а потому смотрел на меня с плохо скрываемой жалостью. Себя бы пожалел! Хотя себя он, вероятно, уже отжалел, как и своих людей. Взмахом руки предложил старшине отойти в сторону.
– Как оцениваете сложившееся положение?
– Как сложное и неоднозначное, – осторожно ответил парашютист.
– А я так считаю, что полная выпуклая часть спины.
Собеседник сначала стормознул, но быстро сообразил, а может, был глубоким знатоком человеческой анатомии.
– Да, задница!
– Вот и подумайте, как нам из неё выбираться, так как у меня никаких мыслей нет, тем более, я не знаю, какие инструкции получили вы и ваши люди. Не знаю и выпытывать не собираюсь. А вот вы думайте, так как задница это наша общая – вместе попали, вместе и выбираться должны.
Ну, вот не верю я, что нет никакой альтернативы паролям младлея, а может, верить не хочу. Не дураки эту группу посылали. Я бы на месте командования каждого снабдил бы набором паролей. Да, скорее всего они имели бы меньшую значимость, чем полученные старшим, но работать при определённых условиях должны. Может, я и выдаю желаемое за действительное, но надежда умирает последней – после веры и любви.
– Лейтенант, сворачиваемся.
Тарасов отдал команды сержантам, которые, в свою очередь, занялись организацией эвакуации. Теперь мы должны были уходить не одной колонной, а группами, по мере их готовности. Основная масса уйдёт изрядно нагруженной, так как с техники сняли всё, что можно было уволочь, включая колёса. Налегке, относительно, конечно, шли только авангард, фланговые охранения и арьергард.
Зиновьев осмотрел распотрошенную и подготовленную к уничтожению, методом сжигания, технику, гору трупов и явно впечатлился.
– Здорово вы их. Сколько?
– Двадцать пять и один пленный.
– А ваши потери?
– В этот раз пронесло.
– Что, даже раненых нет?
– Не успели.
– Сильно.
– Работа у нас такая.
– И так всегда?
– Нет, конечно. И у нас потери бывают, но если засада организована правильно, то обходимся в соотношении где-то один к пяти, это с учётом раненых. По невосполнимым меньше, чем один к десяти, но только одними засадами не обойтись. Недавно пришлось брать штурмом немецкий взвод в казарме – пять человек, включая умершего раненого, да ещё шесть лечатся.
– А зачем рисковали?
– Кушать очень хочется. Аж полутысяче человек. А у немцев было что предложить. Да, менять жизни на еду глупо, но не в наших условиях.
– Зря вы так – пять бойцов в обмен на взвод противника…
– Хреновый это расклад, старшина. Вот пооботрёшься у нас – поймёшь. По мне, и один наш на всех этих уродов, сколько бы их ни было, много, но война меня не спрашивает.
Старшина посмотрел на меня задумчиво, да и остальные его люди, слышавшие наш разговор, имели вид слегка ошарашенный. Раненый боец что-то негромко, так что я не расслышал, спросил у Георгия. Тот так же негромко ему ответил, посмотрел на удивлённо молчащего радиста и продолжил говорить. Влезать не стал, пусть получают информацию из разных источников – и им, и нам полезнее.
Гостей мы тоже нагрузили. Не сильно, так как и своего груза у них хватало, да и вымотаны они были поболее нашего. Назад шли хоть и по уже пробитой тропе, но медленно – и устали, и вес тащили другой. Темнота легла, когда прошли только половину расстояния. Темп ещё больше упал. В лагерь вернулись уже далеко за полночь. Водителям же пришлось пробивать дорогу до перекрёстка с трассой. Не факт, что немцы смогут проверить, откуда пришли грузовики, но бережёного и бог бережёт – пусть голову ломают, откуда это мы прикатили.
Вообще с началом зимы следы путать стало значительно труднее. Не единственный, но самый действенный вариант – не давать противнику свободно передвигаться и делать своё дело. Другой – напутать, как заяц, так много следов, чтобы в этих петлях преследователь запутался и сломал себе голову, разбираясь, кто шёл, куда и зачем. На данный момент мы использовали комбинацию из двух этих способов, если не считать того варианта, когда сами навели фашистов на ложную базу.
Интересно, я бы скорее сказал жизненно важно, что же предпримут немцы? Естественно, они не ограничатся каким-то одним способом или методом. Даже навскидку могу предложить несколько вариантов, как нас можно прищучить, но потому, что знаю наши слабые стороны. Но ведь я не знаю и сильных немецких. В то же время, а не слишком ли мы возомнили о себе? Может, немцам наши дёрганья совершенно не интересны? Ну, пусть не совершенно, пусть просто малоинтересны. А я тут продумываю меры противодействия операции, которую никто и не думает проводить.
В голове тут же откуда-то появились стихотворные строки: «мы бы всех их победили, только нас не замечают». Да нет, ерунда, замечают – вон даже какие страшные танки против нас на дорогу выгнали. Может, ещё загасить им пару таких патрулей, чтобы жизнь мёдом не казалась? А что, очень даже выгодно получилось, вот только удастся ли следующий раз так их поймать? Думать надо, думать – да, сейчас наш главный аргумент – это засады, но долго ли мы так провоюем. Да сколько ни получится – всё наше. Пока есть возможность, надо бить. Всё одно, немцы что-то придумают, а значит, надо их провоцировать, чтобы реагировали, не сильно умничая. Тогда, возможно, и потери будут меньше, чем если дать им подготовиться и массово применить новую тактику – пусть раскрываются постепенно, а мы тоже станем пробовать меры противодействия.