Взрывоопасные сестрички
Шрифт:
«Прекрати это! – обругала я себя. – Ты не сделаешь ничего, что нарушит перемирие с Шэрон, независимо от того, приятно ли тебе ощущать руку Джеффри Гиршона на своем плече».
– А теперь возвращайтесь к вашей матери, – порекомендовал он нам. – Я же иду домой, но непременно загляну к ней утром.
– А если ночью ей станет хуже? – спросила я.
– Не волнуйтесь. Тогда меня вызовут.
– Дайте нам номер вашего телефона, чтобы мы могли связаться с вами напрямую, – твердо заявила Шэрон. – Хотя нам неловко тревожить вашу жену и детей.
Доктор Гиршон, улыбнувшись, покачал головой:
– Жены нет, детей тоже. Есть всего лишь огромный дом в Сьюел-Пойнте, который я оставил себе после развода. Моя жена перебралась в Аспен.
Я старательно избегала взгляда Шэрон.
– И все же лучше, чтобы меня вызвали из госпиталя, – продолжил он. – Кроме того, я не думаю, что у вашей матери ночью возникнут серьезные проблемы. Что же касается вас, – кивнул он нам с Шэрон, – вам я предписываю хороший сон. Вам обеим выпали не самые легкие двадцать четыре часа. Слава Богу, что вы есть друг у друга.
– Да, – ответила я, потрепав старшую сестренку по спине.
– Это точно, – отозвалась она, ткнув меня локтем под ребра.
– Ваша мама – счастливая женщина, у нее такие любящие дочери. Любящие и очень симпатичные, смею заметить.
Глава 7
Мы с Шэрон провели с мамой еще часок. В какой-то момент зашла Вики, медсестра, вытурившая нас из маминой палаты за плохое поведение, сообщив, что ее дежурство закончено и она идет домой, а на ее место заступает ночная сестра. Мы поблагодарили Вики за заботу о нашей маме и сказали, что будем рады видеть ее, посвежевшую и отдохнувшую, в понедельник утром.
Вскоре после этого мы решили, что пора дать маме отдохнуть. Поцеловав ее на ночь, мы покинули больницу. Мы обе совершенно выдохлись, поэтому перед тем, как направиться домой, зашли в «Праунброкер», популярную в Сьюел-Пойнте забегаловку.
Ресторан был забит битком – типичная ситуация во Флориде в феврале, – но мы получили место за двадцать минут, а еще через двадцать принесли наш заказ. Слишком усталые, чтобы беседовать, мы молча ели, лишь изредка перекидываясь словами насчет моего переезда в Стюарт. Я рассказала Шэрон о предложенной мне Мелиндой Карр работе. То, что я бросила карьеру на телевидении ради «какой-то развалюхи на берегу», как изволила она обозвать Убежище, привело сестру в изумление. Я объяснила, что мне необходимо сменить обстановку, работа смотрителя упала мне в руки, и я рада обосноваться в Стюарте, поскольку теперь буду поближе к маме, если она вдруг снова приболеет. Естественно, фраза о том, чтобы находиться поближе к маме, вызвала небольшую свару. Шэрон тут же заявила, что это она всегда заботилась о маме, тогда как я вечно заботилась только о себе и вообще не умею заботиться о ком бы то ни было. Что в переводе означало: я представляю собой угрозу, приехав сюда и узурпируя принадлежащую ей постоянную роль Хорошей Дочери.
«Да она в ужасе», – сообразила я, слушая ее сольное выступление. Я-то думала, Шэрон обрадуется, что разделит груз заботы о маме со мной. Шэрон же перепугалась до полусмерти, что после многих лет, когда мама принадлежала только ей, теперь придется уступить маму мне.
Бог ты мой, подумала я, да ведь это рецидив соперничества за папу. Снова.
Около девяти мы расплатились, встали из-за стола и направились к выходу мимо симпатичного ресторанного бара. Шэрон вдруг дернула меня.
– Что такое? – спросила я.
– Посмотри-ка, – указала она на сидевшую в углу бара парочку. Мужчина и женщина о чем-то горячо спорили. Мужчина активно жестикулировал, а женщина промокала глаза салфеткой, причем ни один из них не притрагивался к стоящим перед ними бокалам с шампанским.
– Не могу разглядеть… – прищурилась я.
– Это доктор Гиршон, – прошептала Шэрон.
И точно, это был мамин кардиолог, только без белого халата. И с ним сидела Вики, медсестра, в довольно вызывающем красном платье.
– А нам он сказал, что идет домой, – заметила Шэрон, пока мы стояли в дверях и наблюдали за парочкой.
– Похоже, они с Флоренс Найтингейл встречаются, – отозвалась я.
– Это ненадолго. Конечно, я не умею читать по губам, но судя по всему, он сообщил ей, что между ними все кончено.
– Вики выглядит очень расстроенной, – согласилась я. Как раз в этот момент Вики швырнула мокрую салфетку доктору Гиршону в физиономию. Салфетка на мгновение повисла у него на бороде, потом спланировала на пол. – Пошли, Шэрон, оставим их. Рвать с кем-то, отношения и так довольно трудно, зрители совершенно ни к чему.
Я повернулась, но сестра не двинулась с места.
– Тебе не кажется, что нам нужно поздороваться? Дав доктору Гиршону знать, что мы за него болеем, окажем ему тем самым моральную поддержку.
– Мы вполне можем сделать это завтра в больнице, – возразила я.
– Пожалуй.
Кинув последний взгляд на парочку у бара, Шэрон позволила мне увести ее из ресторана.
Когда на следующее утро мы встретились с доктором Гиршоном, он выглядел таким же жизнерадостным, как вчера.
Вики выглядела ужасно.
Маме стало гораздо лучше физически, судя по показателям приборов. Эмоционально, однако, она сильно сдала, совершенно убежденная, что малейший мускульный спазм, колики, слабое недомогание свидетельствовали о втором инфаркте.
Доктор Гиршон проявил редкую терпимость и понимание. Усевшись на край кровати, он гладил маму по руке, ласково заверяя ее, что она правильно поступает, вызывая сестру при ощущении дискомфорта – любого дискомфорта. Он был с ней добр и нежен; это тронуло меня до глубины души и навело на мысль, что Гиршон вовсе не бессердечная скотина, грубо порвавшая с Вики в «Праунброкере», а истинный джентльмен, благородно положивший конец связи, не имевшей будущего.
«Ух ты, а ведь теперь он и впрямь свободен», – подумала я, наблюдая, как доктор старается приободрить маму. Теперь он наверняка будет искать новую подружку.
Словно угадав мои мысли, доктор Гиршон подмигнул мне.
Сделанная маме ангиограмма показала, что у нее был микроинфаркт, следовательно, ни в каких дополнительных процедурах нужды нет. Во вторник днем ее перевели в телеметрическое отделение больницы, где она провела три дня в одноместной палате, любуясь рекой Святой Люсии и уминая печеную треску, пока та не полезла у нее из ушей. Доктор Гиршон навещал маму ежедневно: утром и вечером. И совсем не случайно мы с сестрицей всякий раз тоже там присутствовали.