Взятие сто четвертого(Повесть)
Шрифт:
Но вернемся к тому моменту, когда Оганесян отверг совет мрачного Павлика. Он вынул блокнот, сделал кое- какие расчеты и внес, наконец, контрпредложение: срочно вызвать неизвестно откуда два вертолета, пустить их сверху над трелером, закрепив циклотрон на тросах, а трелер пустить в это время по мосту для подстраховки и с того берега флажками координировать общее движение; эту последнюю обязанность он добровольно брал на себя. Вот тут-то Павлик впервые за всю дорогу вынул трубку изо рта и чуть не подавился от смеха. Дело кончилось тем, что, не мудрствуя лукаво, пошли в обход по целине.
Вы уже, очевидно, поняли, что Юрий Оганесян — человек сугубо реалистического
Теперь пришло время познакомить вас с главным принципом флеровской группы: «Все должны знать всё». Но удивляйтесь, если вам скажут, что Владимир Перелыгин переведен на целый месяц из фотолаборатории к циклотрону, а Виктор Карнаухов посажен вместо него за микроскоп. Не выражайте бурных восторгов и по поводу того, что механик Василий Плотко почти на равных принимает участие в дискуссиях физиков — это в порядке вещей, а физики, как заправские механики, предлагают заменить ленточный пробник дисковым. Пусть вам не очень понятно, какая разница между этими пробниками и даже что такое сам пробник, важно то, что Флеров считает это предложение тоже одним из решающих «лифтов», а не «ступенькой».
Можно по-разному вести эксперимент. Есть результат — нет результата, есть результат — нет результата: это будет топтанием на месте, пожирающим годы труда и тонны усилий. А можно постепенно вооружаться знаниями по ходу работы, независимо от результата, и постоянно шагать дальше, выдумывая новые рабочие гипотезы взамен неудачных. Для этого важно вовремя отвлечься от тупика. Свежий взгляд, острая мысль и негаснущий энтузиазм — основа успеха. Вот почему Флеров так часто «сдергивает» молодых коллег с неподдающихся дел, переводит на другие темы или просто отправляет их домой, в отпуск, в командировку за циклотроном — куда угодно, но подальше от работы, — чтобы дать возможность подумать и со стороны посмотреть на свое дело. Это называется у Флерова «сжечь мосты»: вернувшись к своим непосредственным заботам, сотрудник не может ссылаться на отупение, он обязан добиваться успеха.
Мне известно, что Флеров терпеть не может военных аналогий. Я понял это, когда однажды, взглянув на новенькие манипуляторы, присланные в лабораторию, он заметил, что они приводятся в действие нажатием на пистолетный курок. «Неужели, — возмутился он, — жать на курки — естественное движение человека!»
Но что я могу поделать, если ученые, которых молодые сотрудники называют шефами, так банально представляются мне стоящими на пригорке с подзорными трубами у глаз, в окружении верного штаба? Идет боевая операция. Огромная лаборатория, сотни научных сотрудников, десяток научных тем — это значит десять направлений атаки. И вот на одном направлении вдруг намечается успех. Шеф немедленно проводит рекогносцировку, перебазирует технику, смело оголяет второстепенные участки и бросает в прорыв все, что имеет в наличии, даже резервы.
Так было однажды, когда работа с новым элементом зашла в тупик, зато в направлении протонной радиоактивности Виктор Карнаухов захватил важный плацдарм. Его успех немедленно развили, между тем на «104-й высоте» удержали линию фронта малыми силами: Лобанов и Перелыгин вдвоем остались искать новый элемент. И были вдвоем до тех пор, пока не обозначилась перспектива и на этом участке, и только тогда они получили мощную поддержку.
Кстати, это отличает флеровский принцип работы от, к примеру, канадского. Когда группа ученых в Канаде удачно провела первые опыты по обнаружению протонной радиоактивности, она остановилась на этом и не смогла пойти дальше: просто не хватило сил. Потому что принцип их работы — самостоятельность групп от начала и до конца. Секрет же успехов Флерова — в способности его сотрудников отказаться от «хуторского хозяйства»: от погони за личной славой, от страсти к бесконечным публикациям статей в ущерб экспериментаторской работе, от всепоглощающего желания защитить диссертацию независимо от исхода опытов, — короче, в способности целиком отдать себя общему делу.
Они, конечно, могли бы «не хуже теоретиков» снять урожай со своей экспериментаторской работы. Когда, к примеру, совершенно неожиданно посыпались ядра изомеров 102-го, 98-го, 95-го и других элементов, затрудняя и без того сложный поиск 104-го, они имели полное право остановиться на этом, навсегда свернуть работу с новым элементом и заняться доскональным изучением изомеров. В конце концов, материала хватило бы и на то, чтобы «сшить» несколько кандидатских диссертаций, и «выкроить» несколько научных статей, и сохранить при этом прежнюю зарплату и уважение коллег.
Кстати, вопрос об отказе от 104-го не был праздным, он обсуждался и ученым советом института, и научными семинарами, и даже более высоким начальством, не говоря уже о бесконечных «кулуарах в коридорах». И все же группа твердо решила: продолжить штурм «104-й высоты»! У Карнаухова и Поливанова в ту пору уже лежали почти готовые докторские диссертации — они отложили работу над ними на неизвестный срок, вновь занявшись экспериментами. Впрочем, если говорить честно, им было легче, чем другим, идти на риск, имея «в заначке» такие докторские диссертации. И Флеров мог позволить себе работу на неудачу, потому что уже имел за плечами всемирно известное и признанное открытие, имел не только солидные знания, но и весьма приятные звания. Пожалуй, Третьякова с Перелыгиным тоже чувствовали себя относительно спокойно, поскольку разработанный ими способ регистрации новых элементов жил независимой жизнью от «персонально» 104-го.
Зато каково было остальным? Каково было Юрию Лобанову, который без 104-го мог остаться у разбитого корыта? Все отлично понимали — и это знал сам Юра Лобанов, — что, займись он любой темой, имеющей хотя бы десять процентов успеха, он раздраконил бы ее так, что хватило бы и на кандидатскую и еще осталось бы на докторскую диссертацию. А тут — ни грамма надежд, ни единого шанса на успех, ни полпроцента. Возможно, Лобанов где-то внутренне верил в удачу, тем более что она была предсказана самим Курчатовым, который обладал богатейшей интуицией. Но в конечном итоге дело решалось-то не интуицией, а экспериментом.
Нет, они не свернули с пути. Они лишь часто меняли направление удара. Но цель всегда была одна. Вопреки всему. Казалось, вопреки даже логике. Сотрудники Флерова находились в состоянии вечного поиска, вечного движения, постоянного круговорота мыслей.
Вот почему была надежда на успех.
Что в жизни дается легко? Любовь матери, я не знаю ничего другого: родился человек — и приобрел ее сразу. Но уже первые шаги нового человечка и последний вздох старика делаются в муках, с усилием.