Взятка по-черному
Шрифт:
— Подождите, — на лбу Ершовой появилась складка, указывающая на озабоченность. — Вы говорите — мы, мы, а кто это «мы»? Могу я узнать? Или это очередная адвокатская тайна? — с легким сарказмом спросила она.
— А никакого секрета нет, — бесхитростно ответил Филя. — Детективное агентство «Светоч». Оно достаточно известное.
Тут Филипп не врал, такое агентство действительно было в Москве, и командовал им один из бывших муровцев, который отлично знал Вячеслава Ивановича. Так что временно внести в список оперативников некоего Валерия Сергеевича Разина и выписать на него соответствующий документ для Грязнова-старшего никаких сложностей не представляло.
Филя, глядя, как тает ее настороженность и выражение лица становится спокойным, снова продемонстрировал, что откровенно любуется ею. Скромно так показал, без наглости, присущей традиционным покорителям женских сердец. И отметил, что попал в цель. «Мадам задумались». Возможно, она размышляла: «Может, и в самом деле попросить помочь донести до дверей на пятом этаже?» Или ее соображения распространялись еще дальше? Тут оставалось только гадать. И Филя решил помочь, ускорить «трудное решение вопроса».
— Вы меня еще раз извините, Нина Георгиевна, давайте я вам все же помогу, негоже, — он выдал одну из самых обаятельных своих улыбок, — красивой женщине таскать на себе тяжести, даже если они и приятно звякают? Но только мне тогда надо будет приткнуть машинку куда-нибудь. — Он показал на свою «девятку», стоящую на проезжей части и явно мешающую проезду других машин. — Минутное дело. Впрочем, можете оставить здесь свои авоськи, давайте я их только перенесу на тротуар… — Он бесцеремонно сгреб все пакеты разом и бережно поставил их на ступеньку у подъезда. — Вы поднимайтесь, а я быстренько уберу машину и поднесу.
— Код знаете? — только и спросила она.
— А для этого надо просто внимательно посмотреть на кнопки с цифрами, выбрать наиболее часто употребляемые и найти нужную комбинацию. — Филя по-приятельски подмигнул ей и улыбнулся. — На спор готов управиться в течение минуты.
— Ишь ты! — с симпатией посмотрела на «Валеру Разина» следователь по особо важным делам. — Ну хорошо, я вас там подожду. — Она показала пальцем наверх. — А транспорт свой можете поставить вон там, — она кивнула на прогал между машинами у оградки и, видимо мысленно проклиная свои каблуки, безумно неудобные для хождения по магазинам, ковыляя, ушла в подъезд.
За беседой на дворе, слушая в улитке наушника ее многозначительное «содержание», наблюдал с площадки пятого этажа Володя Демидов.
«Ну-с, приступим», — сказал он себе, когда услышал, что лифт пошел вверх.
Кабина остановилась на пятом этаже. Отъехала в сторону створка двери грузового лифта, и на площадку шагнула женщина. Шагнула, не поднимая головы и глядя себе под ноги. Но выйти так и не успела. А все дальнейшее вмиг превратилось для Нины Георгиевны в сплошной, безумный кошмар.
От резкого толчка в грудь она влетела обратно в кабину. Новый удар сверху почти опрокинул ее, заставил съехать спиной на пол. Еще мгновение, и дверь закрылась, будто заклинилась, а на Нину грубо навалился огромный мужик, который, хрипло сопя и рыкая, похожими на гигантские клещи руками с поразительной легкостью разрывал на ней одежды, отбрасывая клочья в стороны. Прижатая и скорченная на полу, в разодранном белье и с ногами, закинутыми над головой, она не могла не то что закричать, позвать на помощь, она даже вздохнуть толком не могла — так страшно сдавил, сжал ее со всех сторон этот дикий гигантский зверь. А грубые его пальцы с жадным остервенением мяли и терзали ее голое уже тело — ноги, живот, раскрытую грудь…
Никогда не представляла, что станет жертвой безумного маньяка! В сдавленную грудь почти не поступал воздух, и она стала терять сознание, как-то слишком отстраненно понимая, что вот так приходит смерть.
Но Нина поторопилась. Избавление пришло неожиданно, в тот момент, когда у нее перед глазами уже поплыли багровые круги, становившиеся все ярче и готовые вспыхнуть последним пламенем. Она не поняла, что произошло. Сперва исчезла убийственная тяжесть. И она со всхлипом потянула в себя воздух. Потом в голове что-то страшно загрохотало. Позже Филя объяснил ей, что грохот был не в ее голове, а в лифте, который он умудрился-таки открыть и увидел жуткую сцену насилия.
Маньяк, или кто он там был, озверел до такой степени, что и сам, видно, потерял способность соображать, что происходит вокруг. И это обстоятельство дало неоспоримые преимущества Филе, то есть, надо понимать, Валере. Конечно, с подобным зверюгой ему бы нелегко справиться, но тот оказался хоть и сильным, но трусливым, как все маньяки-насильники. А его изобретательности хватило лишь на то, чтобы противопоставить ловкости охранника быстроту ног. Короче говоря, он удрал, поскольку даже отработанные удары и приемы неожиданного защитника Ершовой были для него как слону дробинки. Зато он оставил Филе впечатляющий такой фингал под левым глазом — отличная «ручная» работа — и обрушился вниз подобно танку, сорвавшемуся в пропасть.
Филя не стал его догонять. Все его внимание было приковано к женщине в растерзанной одежде, точнее, без всякой одежды, поскольку несколько жалких лохмотьев одеждой назвать язык не поворачивался. Он бережно поднял ее на руки. Он отыскал в дамской сумочке, валявшейся на полу лифта, ключи и открыл дверные замки. Агеев внес Нину в квартиру, освободил от лохмотьев и, наполнив ванну, уложил в горячую воду. А потом, принеся из кухни табуретку, уселся возле ванной в ожидании, когда пострадавшая придет в себя.
Вызывал ли он милицию? Да какая, к черту, милиция, если в элитном доме такое вот происходит среди бела дня?! Конечно, нет, потому что все его мысли до сих пор были сосредоточены исключительно на Нине Георгиевне.
И она, слушая его чуточку насмешливый комментарий к показавшейся неправдоподобным сном истории, приключившейся с ней, и видя себя абсолютно голой перед внимательными и пристальными, будто прожигающими кожу, глазами чужого, в сущности, мужчины, почему-то не испытывала никакого стыда, неудобства или неловкости. А иронизировал он не над ней, а над собой — ну надо же, и на шаг, оказывается, нельзя отпускать от себя красивую бабу! Вот так и сказал, именно бабу, а не женщину там или, не дай бог, еще следователя. А красивая баба — вдруг именно своей кожей и ощутила она — это так жарко, так приятно. Да и по глазам его видно, точнее, по зреющему над скулой синяку, что не прошло даром это происшествие и для него, для спасителя, который… Ох, да что там стесняться-то? Видно же, как он смотрит и ведь надеется, поди, что обязательно последует с ее стороны благодарность. А почему бы ей и не последовать? Вот прямо сейчас? Тем более что раз насилия, как такового, не произошло, не успел совершить свое гнусное дело маньяк, значит, и сожалеть не о чем, кроме как о потерянной одежде.