Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
Шрифт:
Но будет ли Ульрика так же чувствовать себя по отношению к ним? Вот главный вопрос. Он говорил об этом с графиней, и она приложила все усилия, чтобы побороть его, как она выразилась, суеверные страхи. Он вырос на вере в то, что вампиры одержимы губительным чудовищным демоном, который в попытках утолить свою ужасную жажду обращает их против собственной плоти и крови.
Графиня сообщила ему, что это не так. Вампирам приходится пить кровь, но они сохраняют все свои старые привязанности, предпочтения и память. Проблема недавно обращённых вампиров состоит в том, что, почти не контролируя свою жажду, они будут нападать на всё, что окажется в пределах их досягаемости.
Что важнее, графиня сообщила ему, что если Ульрика теперь стала одной из Восставших, то практически несомненно находится под влиянием Кригера. Графиня утверждала, что ни один из недавно обращённых вампиров не сможет устоять перед мощью Глаза Кхемри. Она убеждала Феликса, что на его месте лучше держалась бы от Ульрики подальше или убила бы её. Когда графиня говорила об Ульрике, в её голосе появлялись необычные нотки. Словно она испытывала ревность. Чувствовала ли она в Ульрике потенциальную соперницу за привязанность Кригера? Если так, то что это может сказать о её истинных мотивах?
В собирающихся сумерках, в окружении этого зловещего леса слишком уж легко можно было поверить в то, что всё происходящее — некий сложный план по заманиванию их всех в ловушку. Неужели графиня действительно выступит на стороне смертных против собственных сородичей? Подобное не выглядит вероятным. Феликс даже представить себе не мог, что объединяется с Восставшими против своих соплеменников.
Он покачал головой и горько усмехнулся. «Какой ты лицемер, Феликс Ягер, — подумал он. — Всего лишь несколько минут назад ты уже размышлял о том же самом, когда пытался решить, позволишь ли Готреку убить Ульрику. Похоже, что ситуация явно может сложиться непростая. Раз уж ты судишь о мотивах вампиров, основываясь на мотивах людей».
Где — то в ночи завыл волк.
— Мохнатые ублюдки, — пробормотал Готрек.
Феликс был удивлён, когда они преодолели последний холм и взору предстал Дракенхоф. Казалось невозможным, что они лишь сейчас заметили столь огромное сооружение. И хотя логика подсказывала ему, что деревья и округлость холма скрывали Дракенхоф до сего момента, его внезапное появление было сродни волшебству. Феликс ожидал увидеть что — то небольшое, вроде тех укреплённых усадьб кислевитской аристократии. То, что он видел перед собой сейчас, было построено совсем в другом масштабе. Казалось, замок был вырезан из огромного холма. Некогда это сооружение было не меньше цитадели Праага, и его архитектура выглядела столь же искажённой, хоть и иным образом.
Каменная кладка была не такой замысловатой. Даже при свете садящегося кроваво — красного солнца Феликсу это было видно. Господствующими украшениями были кости и черепа. Проёмы окон были вырезаны в виде черепов. Грандиозные главные ворота были встроены в зияющую пасть другого гигантского черепа. По сторонам здания разместились скелетообразные гаргульи с крыльями летучих мышей. Феликс почти ожидал, что они оживут и спикируют. На каменной кладке коркой лежал снег, усиливая гнетущий вид.
Было очевидным, что замок столетиями пролежал в руинах и был взят осадой. В стенах остались огромные бреши, пробитые осадными орудиями. Лица многих статуй были изуродованы, и кто — то явно поработал молотом, стараясь уничтожить символы на каменной кладке. Это добавляло свой вклад в атмосферу былого величия сего места и к зловещему ощущению нависшего над ним зла.
Немного шокирующим было обнаружить столь грандиозное сооружение в глубоком лесу. У Феликса уже сложилось мнение о Сильвании, как об обедневшей стране, где всё было мелким и жалким по сравнению с остальными уголками его родины. Такого он не ожидал. На что и указал Максу.
— Это лишь свидетельство того, что можно сделать силами нежити, — произнёс волшебник.
— Что ты имеешь в виду?
— Без сомнения, строение это было воздвигнуто с помощью некромантии, теми, кого обыватели называют ожившими скелетами и зомби. Им не требуется еда, сон и жалование. Нужно лишь обеспечить строителей материалами и те будут работать, пока всё не будет сделано. Поискав в округе, мы бы обнаружили каменоломни, из которых добыт этот камень. Возможно, и древесина была местной, но за два столетия лес мог вырасти снова.
Феликс бросил на волшебника изумлённый взгляд.
— А как насчёт тех орнаментов? Сомневаюсь, что они могли быть сделаны безмозглыми автоматами.
— Феликс, графы — вампиры обратили в рабство всё население Сильвании. Они подчинили его страхом, суеверностью и колдовством. Без сомнения, в их распоряжении имелись умельцы, которые могли выполнить такую работу в обмен на собственные жизни и жизни своих семей.
— Вы правы, Макс Шрейбер, — подтвердила графиня.
Феликс вздрогнул. В сгущающихся сумерках вампирша — аристократка приблизилась столь неслышно, что он её не заметил. Хотя Макс не выглядел удивлённым. Либо у волшебника имеются свои способы заметить её приближение, либо он скрывает свои чувства лучше Феликса. Возможно, и то и другое.
— Я могу вспомнить, как это место было столицей всей Сильвании, где аристократия ночи потягивала кровь из хрустальных бокалов в дрожащем свете канделябров. Где самые прекрасные юноши и девушки в белых одеяниях ожидали, когда отведают их крови, всё это время надеясь, что будут избраны и станут одними из нас.
— Нет необходимости говорить об этом с такой ностальгией, — заметил Макс.
— То было прекрасное и ужасное время, — сказала Габриелла, и в её голосе слышалась печаль. — С самого момента падения Ламии Восставшие не правили смертными столь открыто, неограниченно потакая своим желаниям. Это чётко отражено в хрониках бессмертных. Мало кто из побывавших здесь когда — либо это забудет. А некоторые никогда не перестанут мечтать о возвращении тех времён.
— Вы, разумеется, не из таких.
— Я из сомневающихся, Макс Шрейбер. Я полагала, что из всех людей вы — то проявите хоть немного сочувствия. Волшебники тоже были изгоями, избегаемыми теми, кто боялся их и подвластных им сил. Вы можете представить, каково это, не скрывать своей истинной природы, но гордиться тем, кто ты есть?
— Волшебники никогда не пытались создать собственное царство, и никогда не пытались притеснять тех, кто не обладал их силами.
Смех Габриеллы был мелодичным, чистым и весьма пугающим.
— Как вы упрямы и наивны, господин Шрейбер. История изобилует примерами того, как волшебники стремились урвать себе владения. Кем был Нагаш, как не волшебником, а ведь он завоевал величайшую империю древности. У моего народа есть причины помнить это. Многие другие чародеи преуспели в присваивании себе владений, пусть и временных. Поверьте, я достаточно стара, чтобы помнить кое — кого из них.
— Возможно, но как раса, или класс, или вид, мы никогда не стремились возвыситься над остальными.