Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
Шрифт:
Зигмар крепко вцепился в гриву своего скакуна. Мощный конь устал, но с готовностью нес седока в бой.
Полетели стрелы, засвистели копья — это перед сближением всадники унберогенов выпустили последний залп по неприятелю.
Удар достиг цели и скосил многих орков, вопли зеленокожих утонули в победных криках унберогенских воинов.
Клин врезался в нестройные ряды орков. Сверкали мечи, лилась кровь — это конники мстили за гибель своих братьев. Выкрикивая имя погибшего друга, Зигмар крушил черепа и ломал кости.
Его
Всадники топтали орков, сделавшихся легкой добычей: их стало меньше, они уже не могли держать строй. Унберогены маневрировали и атаковали с разных сторон. Каждый удар копья и меча попадал в цель. Открытая местность была на руку всадникам, они кружили вокруг неприятеля, нападали снова и снова, железные подковы крушили орков, впечатывали их в землю.
Зигмар убивал орков дюжинами, молот вышибал из них жизнь, будто из надоедливых кровососов.
Зигмар видел в центре орды могучего вожака орков. Унберогены окружили Костедробителя, стремясь убить вражеского военачальника и снискать славу. Однако он силой и свирепостью превосходил всех прочих орков, а посему сам убивал всех, кто к нему приближался.
— Да направит мой молот Ульрик! — вскричал Зигмар и устремил коня туда, где Костедробитель заправлял яростной сечей.
Конь Зигмара перескакивал через груды вражеских трупов и сокрушал тех, кто по глупости оказывался у него на пути.
Краски и звуки сражения постепенно ослабевали. Теперь Зигмар слышал лишь собственное тяжелое дыхание и лихорадочный стук сердца. Он скакал к противнику.
Костедробитель увидел Зигмара и взревел, на клыках показалась кровавая пена. Он нацелил копье в коня. Когда жеребец перескочил через последнюю груду трупов, Зигмар отпустил гриву и спрыгнул на землю.
Скакун увернулся от копья, а Зигмар двумя руками замахнулся боевым молотом.
Когда Зигмар обрушил на предводителя орков молот, в его боевом кличе звучала родовая ненависть к зеленокожим.
Гхал-мараз опустился на голову Костедробителя, превратив ее в кровавую жижу. Зигмар подскочил к падающим останкам и нанес обезглавленному вражьему предводителю последний страшный удар пятками в позвоночник.
Вождь зеленокожих рухнул на землю.
Неистовыми и неотвратимыми ударами вождь унберогенов разметал приспешников предводителя орков. За какие-то несколько мгновений были убиты самые крупные и сильные орки, и Зигмар, весь с головы до ног вымазанный в крови, вознес к небесам победный клич.
Перед ним остановилась лошадь, и Зигмар поднял глаза на Вольфгарта, взирающего на него с изумлением и даже некоторым страхом.
— Они разбиты! — вскричал Вольфгарт. — Они бегут!
Зигмар опустил молот и огляделся, оценивая масштабы урона, нанесенного оркам.
Землю устилали сотни трупов зеленокожих. Жалкие остатки орды в беспорядке бежали. После смерти предводителя им больше не хотелось воевать.
— В погоню, брат! — яростно вымолвил Зигмар. — Настигни их и убей всех до единого.
Глава третья
Жертвоприношение Морру
Равенна любовалась тянувшимися к югу холмами, почти забывая о том, что туда, на войну и, быть может, смерть, отправились многие воины племени.
Внизу, на речной отмели, раскинулся Рейкдорф, приземистый и грубоватый, но все-таки родной. Без воинов высокие деревянные стены казались пустынными, и Равенна вознесла молитву к богам с просьбой о том, чтобы они позаботились о воевавших на юге мужчинах.
Заслонившись от солнца рукой, девушка пыталась разглядеть, не возвращаются ли домой всадники Рейкдорфа.
— Герреон, я их не вижу, — сказала она, оборачиваясь к младшему брату, который шел вместе с ней по изрытой колесами дороге, ведущей к воротам Рейкдорфа.
— Неудивительно, — фыркнул Герреон, поудобнее перемещая кожаную перевязь, в которой покоилась сломанная рука. — Лес-то дремучий. Они могут быть почти дома, а ты их не увидишь.
— Пора бы им вернуться, — заметила сестра, останавливаясь, чтобы пригладить темные волосы и перевязать ленту на голове.
Герреон тоже встал и сказал:
— Верно. А ведь я тоже должен был сражаться вместе с ними.
Равенна услышала горькие нотки в голосе брата и ответила:
— Да, я знаю, что и тебе пришел черед воевать, но все же рада, что ты остался.
Герреон встретился с сестрой взглядом, и она поразилась гневу, исказившему бледное лицо брата.
— Тебе этого не понять, Равенна. А ведь надо мной смеются. Я пропустил свой первый бой. Как бы ни был я храбр впредь, все запомнят, что в первый раз воевать я не пошел.
— У тебя сломана рука, — напомнила Равенна. — Ты не можешь сражаться.
— Знаю, только это не оправдание.
— Триновантес не даст тебя в обиду.
— Значит, придется брату-близнецу меня защищать, так?
— Нет, я не это хотела сказать.
Равенну утомила раздражительность Герреона, и она ушла вперед. Она любила обоих братьев, хотя Триновантес был спокойным, вдумчивым и сдержанным, а Герреон — шустрым и настолько красивым, что матери хорошеньких дочерей очень его опасались. Еще он частенько бывал жесток.
У Герреона были такие же блестящие черные волосы, как у сестры, и длинные, что было в обычае у унберогенов. Юноша весьма гордился своей шикарной шевелюрой и вообще так заботился о своей внешности, что на прошлой неделе Вольфгарт решил поддеть его и сказал, что он выглядит совсем как бретон-катамит. После чего Герреон в бешенстве бросился на обидчика.