Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
Шрифт:
Игнорируя вопрос Вольфгарта, Зигмар заглянул в глаза Пендрага и увидел в них уверенность: он приказал Триновантесу идти в бой, прекрасно понимая, что означает этот приказ.
— Ничего, — проговорил Зигмар, крутанув тяжелый Гхал-мараз так, словно тот ничего не весил.
— Оружие короля Кургана оправдывает свое имя, — отметил Вольфгарт.
— Да, — кивнул Зигмар. — Дар воистину королевский — что верно, то верно. И сегодня еще не все черепа им раздроблены.
— Так и есть, — согласился Вольфгарт, многозначительно поднимая свой громадный меч. — Скоро мы до них доберемся.
— Нет, —
В сапоге Триновантеса хлюпала кровь. Из глубокой раны в бедре она стекала по ноге, шерстяная туника намокла и прилипла к коже. Орочий нож в щепки разбил щит и вонзился в ногу за секунду до того, как Триновантес рубанул его сплеча боевым топором.
Казалось, что руки налиты свинцом, мускулы мучительно пульсировали от натуги. Пот ручьями струился по лицу, в шлеме оглушительным эхом гремели вопли и ненавистный рев.
Его воины бились с отчаянным героизмом, их копья вонзались в промежутки грубой брони орков, жалили плоть. Мостовой настил под ногами потемнел и стал скользким от крови. Пахло потом и медно-красным запахом смерти.
Слышался лязг копий и топоров, ломалось дерево и железо, удары крушили мускулы и кости, но ни одна из сторон не собиралась уступать.
Упал сражавшийся рядом с Триновантесом воин: клинок врага рассек ему плечо, глубоко вошел в плоть и застрял в груди. Орк попытался высвободить оружие, но зубчатое лезвие зацепилось за ребра несчастного. Триновантес шагнул в сторону, и боль раскаленным железом пронзила ногу. Сжимая рукоять боевого топора двумя руками, он остервенело размахнулся и стукнул зеленокожего прямо в открытый рот и снес ему череп.
— Во имя Ульрика! — вскричал Триновантес, вкладывая в удар всю свою ненависть к оркам.
Он пошатнулся, чувствуя, что вот-вот упадет, и вскрикнул — раненая нога не слушалась.
Кто-то его поддержал, и Триновантес поблагодарил неизвестно кого — он даже не знал, кто протянул ему руку помощи. Казалось, что шум сражения нарастал, крики умирающих людей и рев орков звучали в ушах.
Триновантес споткнулся и упал на одно колено, в глазах потемнело, и грохот сражения вдруг стал едва слышен, словно доносился издалека. Опершись на топор, он попытался подняться.
Вокруг гибли воины племени унберогенов. Кровь хлестала из вспоротых животов и перерезанных глоток. Он видел, как орк поднял раненого копьеносца и с силой бросил его на каменный парапет моста, почти разломив надвое.
Гоблины-лучники стреляли в гущу сражающихся, нимало не заботясь о том, в кого попадут их стрелы. Триновантес ощущал теплую влагу под собой, лучи солнца на лице и холодящий пот под доспехами.
И все же, несмотря на столько смертей, здесь нашлось место героизму и дерзкому вызову судьбе.
Триновантес видел, как воин, в спину которому вонзились два копья, раскинул руки и прыгнул на орков, пытавшихся обойти унберогенов с фланга. Трое зеленокожих полетели с моста в реку и тут же скрылись под водой. Унберогенские воины сражались плечом к плечу, только их становилось все меньше, а орки, стремясь перейти мост, наступали все яростнее.
К Триновантесу приближалось копье, и инстинкт пробудил его к жизни, а вместе с тем в полном объеме вернулись звуки и краски сражения. Взмахнув топором, он отсек от древка наконечник и с воплем гнева и боли вскочил на ноги. Он покачнулся, превозмогая боль в раненой ноге, и обрушил топор на нападавшего.
Ударом орку отсекло руку, но это не помешало атаке зеленокожего, который всем телом налег на Триновантеса и повалил его. На Триновантеса брызнула кровь монстра и даже попала в рот, пришлось сплюнуть отвратительную вонючую жижу.
Противник был слишком близко, чтобы рубануть его топором еще раз, поэтому пришлось садануть его рукоятью в морду так, что хрустнули клыки. Голова орка запрокинулась, и Триновантес выбрался из-под туши, встал на одно колено и нанес удар топором в голову.
И тут его спину пронзила страшная боль, Триновантес опустил глаза и увидел торчащий из груди наконечник копья шире собственной руки. По обе стороны металлического лезвия текла кровь. Его кровь. Он раскрыл рот, чтобы закричать, но тут страшное оружие выдернули из его тела, и у Триновантеса перехватило дыхание.
Он уронил топор, красным потоком из него вытекала сила и жизнь. Воин оглянулся на поле битвы: люди больше не могли сопротивляться, орки убивали их и рвали на части.
Зрение затуманилось, и он упал ничком, лицом повалился на кровавые бревна.
Подле него лежал топор, и Триновантес, собрав последние силы, потянулся к нему и сжал рукоять. Безоружному воину не место в чертогах Ульрика.
Звуки кровавой бойни вдруг уступили место какому-то странному пронзительному крику, Триновантес поднял голову и увидел на каменном парапете моста крупного ворона, который буравил его неморгающим взглядом бездонных глаз.
Несмотря на кипящее вокруг сражение, птица недвижимо сидела на камне, а рядом с ней Триновантес увидел свое трепещущее на ветру знамя — зеленое на фоне ярко-синего неба.
Он, опустив голову, с горечью вспомнил брата-близнеца и старшую сестру. Услышал нарастающий грохот конских копыт. И улыбнулся, ибо знал природу этих звуков: это неслись в атаку унберогенские всадники.
Увидев, как Триновантес упал, пораженный копьем Костедробителя, Зигмар испустил мучительный вопль, в котором слышалась боль утраты и гнев. Орки все-таки перешли мост и теперь петляли среди деревьев. После схватки на мосту от их единства не осталось и следа. Воины Триновантеса погибли все до единого, но от их рук пало великое множество зеленокожих.
Зигмар видел, как перед атакой всадников Костедробитель отчаянно пытался выстроить своих воинов.
Слишком поздно.
Пылая ненавистью, Зигмар скакал первым и вел за собой сто пятьдесят выстроившихся клином конников. Он высоко, чтобы видели все, поднял молот Гхал-мараз. От топота копыт дрожала земля, и Зигмар чуял несомненный и верный запах победы.
Слева от предводителя скакал Пендраг — на ветру билось алое знамя. Справа был Вольфгарт, который обнажил меч, готовый рубить головы монстров.