Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
Шрифт:
Вольфгарт с Пендрагом переглянулись, словно считая его сумасшедшим. Но Пендраг, улыбаясь, обратился к нему:
— Эта клятва… нужна кровь, так? А ведь мы только что пролили ее немало.
— Нет, друзья. Пусть наша кровь принадлежит Ульрику, мне же достаточно вашего слова.
— Я даю слово, — кивнул Пендраг, опуская ладонь на рукоять молота.
— Вольфгарт?
Улыбаясь, тот качнул головой:
— Вы оба спятили, но это великое безумие, так что я с вами.
Вольфгарт положил руку на Гхал-мараз, и Зигмар сказал:
— Над
— Я тоже клянусь.
— И я.
Сердце Зигмара возликовало, когда в глазах братьев по мечу он прочел безграничную веру в себя.
Вольфгарт кивнул и спросил:
— И что теперь? Ты хочешь, чтобы мы втроем выступили в поход и сегодня же завоевали целый мир? Задача не из легких.
— Пока что нас трое, но это лишь начало, — заверил друга Зигмар. — Нас станет больше.
— Многим наш путь придется не по вкусу, — предупредил Пендраг. — Без кровопролития не обойтись.
— Путь будет долгим и трудным, — согласился Зигмар, — но я уверен, что некоторые вещи стоят того, чтобы за них сражаться.
Вольфгарт взглянул куда-то вдаль от Клятвенного Камня и сказал:
— Верно. Должно быть, ты прав.
Зигмар проследил за взглядом побратима, и сердце его забилось быстрее, когда на краю площади он увидел Равенну. Девушка куталась в зеленую шаль, по плечам рассыпались волосы цвета воронова крыла. Зигмар понял: никогда еще Равенна не казалась ему столь прекрасной.
Разрываясь между торжественностью только что произнесенной клятвы и желанием поспешить к Равенне, Зигмар взглянул на друзей.
— Не мешкай, — сказал Пендраг. — Ты будешь глупцом, если не пойдешь.
Они шли к реке и смотрели, как последние лучи заходящего солнца исчезают за горизонтом. С востока наползала тьма, и тишину тревожило лишь бряцание брони часовых и плеск речных волн.
Равенна ничего не сказала, когда к ней подошел Зигмар, и вдвоем они молча направились к реке, несущей на юг темные, словно деготь, воды. В доспехах Зигмар чувствовал себя очень неуклюжим, и, в отличие от бесшумной и грациозной поступи Равенны, каждый его шаг сопровождался лязгом.
Они петляли средь лежащих на берегу лодок и сохнущих сетей и наконец оказались у небольшой дамбы, где в речное дно для укрепления берегов были вбиты длинные бревна. Равенна ступила на мол и дошла до самого конца, глядя на воды Рейка, стремящиеся к далекому западному побережью.
— Триновантес любил плавать, — вспомнила Равенна.
— Точно. У него одного хватало сил переплыть реку, борясь с течением. Всех остальных сносило вниз, и приходилось возвращаться в Рейкдорф пешком.
— Даже тебе?
— Даже мне, — улыбнулся Зигмар.
— Я скучаю по нему.
— Всем нам его не хватает, — заверил сестру погибшего друга Зигмар. — Если бы можно было найти слова, которые облегчили бы горечь утраты…
Равенна покачала головой:
— Слова тут бессильны, Зигмар. К тому же я не желаю смягчать боль.
— Не понимаю тебя, — удивился Зигмар. — К чему упиваться страданиями?
— Потому что иначе я могу его забыть, — сказала девушка. — Если душа не будет болеть, тогда можно забыть, что была война, что воины, в том числе ты, видели его смерть.
— Ты меня обвиняешь в гибели брата?
Равенна отвернулась, и последние лучи заходящего солнца расплавленной медью вспыхнули у нее на волосах. Она проговорила:
— Орк пронзил моего брага копьем, не ты. Я не виню тебя в смерти Триновантеса, но ненавижу то, что воины — как ты и как он — вынуждены защищать нас от мира, в котором мы живем. Не выношу то, что приходится строить стены и прятаться за ними, не терплю то, что нужно ковать мечи и сражаться с врагами.
Зигмар коснулся плеча девушки и сказал:
— Мир — смутное место, Равенна, без мечей и воинов все мы обречены на погибель.
— Знаю, — кивнула она. — Я не так наивна и понимаю, что без вооруженных воинов не обойтись, но мне это не нравится. Как и то, что из-за войны я лишилась брата и, быть может, расстанусь с тобой.
— Я не собираюсь в поход! — рассмеялся Зигмар.
Равенна обернулась, и смех замер у него в горле: в глазах девушки стояли слезы.
— Ты воин и сын короля, — проговорила она. — Твоя жизнь — война. Вряд ли тебе суждено умереть от старости, лежа в постели.
— Прости меня. — Зигмар протянул к девушке руки.
Равенна упала в его объятия и горько зарыдала — только теперь, когда уже завершились все похоронные обряды. Она долго держалась. Вместе стояли они над рекой, пока за горизонт садилось солнце и зажигались звезды. Ночь выдалась безоблачной, и, глядя на темное небо, Зигмар видел созвездие Большого Волка, Копье Мирмидии и Весы Верены.
Ему не хотелось шевелиться, чтобы увидеть другие звезды, не хотелось портить этот удивительный миг. Долго Равенна оплакивала погибшего брата, и Зигмар безмолвно обнимал девушку, понимая бессмысленность слов утешения. Наконец слезы Равенны иссякли, и она посмотрела на него припухшими, но такими же решительными глазами, как тогда, когда на Холме воинов взяла из его рук щит Триновантеса.
— Спасибо тебе, — сказала она, вытирая слезы кончиком шали.
— Я ничего не сделал.
— Еще как сделал.
Озадаченный, Зигмар ничего не сказал. А Равенна чуть отступила от него и снова обхватила себя руками.
— Знаешь, там, у Клятвенного Камня, все показалось мне таким торжественным, — вдруг резко перескочила на другую тему Равенна. — Я имею в виду вас с Вольфгартом и Пендрагом.
Зигмар колебался, подбирая ответ.
— Мы клялись, — наконец сказал он.
— Клялись? В чем?