Welcome to Трансильвания
Шрифт:
— Ну, вот и славно. А что до международной арены, думаю, настало вам, Богдан, время на нее выходить. «Вампирская» — назовем ее так для простоты обозначения — карусель завертелась в ваших Путилах, а потом пошла плясать, что называется, по Европам.
— Про удобство обозначения вы вовремя ввернули. А то я чуть было…
— Не беспокойтесь полковник, я не агент Скарли. И вообще паранормальными явлениями организации вроде той, в которой сейчас служу, занимаются только в кино.
— Ну, слава тебе, Господи.
— Маразм вышестоящего руководства?
— Очень точное замечание. А касательно заграницы — вы Румынию имели в виду? Так в Союзе, если помните, поговорка была: «Курица — не птица, Румыния — не заграница».
— Разве это не про Болгарию говорили?
— В Москве, может, и про Болгарию. А у нас, в Карпатах, про румын. Это точно.
— Понятно. Однако я не только Румынию имела в виду.
— Неужели где-то еще так проказничают?
— Не совсем так, но напрямую связанный с этой проблемой человек умер в Германии. И умер, я думаю, именно потому, что был с ней связан. Однако давайте по порядку…
Они говорили долго.
За это время яркий солнечный день сменили лиловые сумерки, которые позже сгустились до сочной синевы, а спустя еще некоторое время не стало и ее — сплошная темень украинской ночи надежнее всяких штор завесила окна небольшого кабинета начальника криминальной полиции.
— Ох, да что ж я за болван такой! — внезапно спохватился Богдан. — Кормлю соловья баснями, хоть давно пора не только чаю выпить, но и пообедать, а по-доброму так и поужинать. Небось скажете теперь: верно про ваше хохляцкое жлобство люди анекдоты рассказывают.
— Не скажу. Я ведь за баснями, собственно, и приехала…
— Ну, одно другому не помеха. Изволит ясновельможная пани отужинать со скромным милиционером?
— Изволит, и с превеликим удовольствием.
— Це добре!
Богдан ловко подхватил трубку одного из телефонов.
Коротко поговорил с кем-то, мешая украинские и русские слова.
А может, мешанина только послышалась Полине — Богдан говорил по-украински, просто очень уж похожи языки.
Но как бы там ни было, смысл разговора был ясен — полковник поручал кому-то организовать ужин.
Да так, «щоб в болото лицем не впасти перед гостем, а то BJH, старый осел, i так порядком опростоволосився».
Через полчаса они уже сидели в небольшом уютном погребке, и на столе среди прочих закусок, конечно же, красовалось нежно-розовое, слегка подмороженное сало, нарезанное тончайшими скрученными ломтиками.
В центре на раскаленной сковороде шипела и плевалась во все стороны обжигающими брызгами домашняя кровяная колбаса, к коей непременно полагалась рассыпчатая гречневая каша.
Полина, правда, несколько нарушила традицию, наотрез отказавшись от классической горилки, поданной,
Зато вполне отдала должное домашнему красному вину из расписного глиняного кувшинчика.
— Ну и ужин вы закатили, пан полковник! Прямо по Гоголю. Того и гляди, галушки сами в рот прыгать начнут.
— Будут и галушки, не сомневайтесь.
— Ой, не надо галушек! Нельзя так наедаться, тем более на ночь.
— Да как же без галушек? У нас так не водится, чтобы трапеза — без галушек. Обидите. А насчет Гоголя… И вы туда же… Сейчас Вия вспомните, мачеху-ведьму, панночку-утопленницу, майскую ночь…
— Тогда уж «Страшную тайну». Я тамошнего колдуна в детстве больше всякого Вия боялась.
— Это точно. Сильная вещь.
— Однако вернемся к нашим проблемам. Оно теперь как-то и к слову выходит. Потому как вашему Гурскому, царствие ему небесное, похоже, лавры Николая Васильевича покоя не давали.
— Не берусь судить насчет Николая Васильевича, но то, что в одном месте у этого господина вечно свербело — это точно. Господи, прости душу грешную, о покойнике плохо говорить не принято. Да куда ж денешься? На месте ему не сиделось, хотелось всего сразу — и славы, и денег. Народ любит истории про всякую чертовщину. Именно что истории. Интересно! Однако ж когда где-то, с кем-то и чем страшнее, тем лучше. Но не приведи Бог с тобой или поблизости. Тогда — караул! Куда смотрит милиция?! И все такое прочее.
— Слаб человек — ничего с этим не поделаешь. А любовь к триллерам и вообще ко всему запредельному на безопасном расстоянии — кстати, одна из форм психологической защиты.
— Это как же?
— Да очень просто. Собственные страхи пережить на чужом примере.
— Хитро! Что ж, психологические защиты — это по вашей части. Мне бы защитить народ, что называется, физически.
— Однако Гурского защищать вы, похоже, не особо спешили.
— Моя воля — я бы таких вообще не защищал. Однако воли моей в этом деле никто не спрашивает. Назвался груздем — полезай в кузов, защищай, стало быть, всех, кого надо. И весь сказ. Он, однако, никакой защиты не просил и вообще не заикался, что проблемы возникли.
— Надо полагать, он и не понимал поначалу, что возникли проблемы.
— Ну, поначалу, то есть когда местные сатанисты редакцию разгромили, он хвост поджал. Главный их шумел во всех инстанциях, требовал принять меры, а этот — ни гугу. Потом вообще запросился в отпуск, а после возвращения зажил тише воды, ниже травы. Это потом стало ясно, что он, поганец, решил псевдонимом загородиться. Мы здесь, в провинции, к таким выкрутасам не очень приучены и потому не сразу вычислили, что за птица такая — Соломон Гуру.