XVII. Мечом и словом Божьим!
Шрифт:
— Граф, у меня небольшие трудности — я никак не могу отыскать господина Рошфора. Он бегает от меня, словно лис от своры псов. А он мне нужен… очень нужен. Он и маркиз де Сен-Мар. Тот мне нужен еще больше! Помогите мне их выманить, и вы искупите этим поступком свою вину.
Лицо Атоса странно перекосилось, словно с ним случился внезапный приступ. Один краешек его губы пополз вниз, плечи чуть сгорбились. Я начал опасаться худшего.
И когда он заговорил, его голос стал иным — скрипучим, еле слышным, безжизненным.
— Я ни в чем не виноват перед своей совестью,
— Пара суток, — ответил я, удивившись этому вопросу.
— Тогда вы уже проиграли, барон. Она должна приехать в Париж, и это начало вашего конца!
— Кто она? — не поняли ни я, ни д’Артаньян.
— Та, кто рождена, чтобы править… — голос Армана становился все тише.
— Он говорит о королеве-матери! — догадался гасконец.
Если Медичи в Париже — это плохо. Она может собрать Совет раньше срока, а Сен-Мар все еще не в наших руках. Без его показаний Анне не победить.
Я смотрел на Атоса, взгляд его затухал. Если верить Лулу, то вскоре он окончательно превратится в овощ.
— Прощайте, граф. Прощайте навсегда… и я даже не буду требовать от вас последней услуги…
— Что за услуга, о которой вы говорите, барон? — поинтересовался любопытный гасконец.
— Сейчас, перед тем, как его разум окончательно погаснет, он выполнит любое поручение, посчитав его за веление собственного сердца… так мне было сказано.
И тут д’Артаньян сделал внезапный ход. Он резко подошел к безвольному Атосу, схватил его за отворот рубашки и произнес, глядя ему прямо в глаза:
— Любезный! Сейчас вы отправитесь прямиком в Люксембургский дворец и хоть за шкирку притащите нам маркиза де Сен-Мара! А чтобы к вам отнеслись серьезно и не препятствовали, я надену на вас пояс — мое собственное изобретение.
— Что еще за пояс? — поразился я речи лейтенанта.
— Он надевается под камзол, и совершенно незаметен. К поясу специальным образом пришиты пропитанные селитрой мешочки с порохом особого состава, а фитиль выходит сквозь рукав прямо в ладонь, — застенчиво и с затаенной любовью в голосе, словно о собственном ребенке, поведал д’Артаньян. — Нужно просто держать во второй руке зажженный факел, и человек превращается в ходячую бомбу!
Боже! Д’Артаньян изобрел пояс шахида!
Глава 14
Епископ
Глухо всхрапывал жеребец, мерно чавкали копыта в грязи, я покачивался в седле и с трудом сдерживался, чтобы кого-нибудь не зарезать. От злости даже скулы сводило.
Вот как это называется? Наконец, взяли языка, мать его так! И что? А ничего…
Я покосился на безвольно болтавшегося поперек седла у Портоса пленного испанца, который приходить в себя ничуть не собирался. Сам Портос оживленно болтал с Арамисом и, судя по всему, никакой вины за собой не чувствовал.
«Мудак… — ругнулся я сгоряча. — Дать бы тебе самому по башке. Бревном, клятый карлик…»
Но, конечно, только подумал, после чего обреченно вздохнул
С появлением в заговоре испанской стороны картинка сильно поменялась. Как уже говорил, предполагаемыми мной лидерами заговора могли играть в темную как раз испанцы, руками группы Рошфора, в которую входит и Мария де Шеврез. Здесь все сходится. По сведениям добытым де Брасом, они давно работают на испанскую корону.
То есть принц Конде, Мария Медичи и брат короля даже могут не подозревать о том, что испанцы активно помогают им победить Анну Австрийскую. А потом испанцы просто предъявят счет. Если всплывет, что регент ставленник Испании, это может взорвать Францию изнутри. Так что компромат железный.
«Итак, что теперь делать? — подумал я. — Первым делом, постараться привести языка в себя, после чего вытянуть из него все что можно. Потом заняться делегатами Генеральных Штатов, чтобы они дружно проголосовали за Анну. И одновременно постараться не сдохнуть, потому что если рядом появилась герцогиня де Шеврез — умереть очень легко…»
В Париж мы добрались без происшествий. Де Брас отправился в Бастилию, допрашивать Атоса и миледи, а я со своими спутниками и пленным поехал в одну из своих резиденций. Пленного сложили в повозку и прикрыли дерюжкой для маскировки.
— Ваше преосвященство… — Портос почесал задницу. — Мне тут в голову одна мысль пришла. Интересная мысль, я вам скажу…
Я зло покосился на Исаака. Никакого особого энтузиазма его мысли у меня не вызывали.
— Ну?
Ободренный Портос выпалил.
— Может этого испанца еще раз трахнуть по башке? Ну… не подумайте ничего плохого, ваше преосвященство, токмо ради пользы…
— Срань Господня… — я стиснул зубы, чтобы не выругать коротышку.
Арамис просто возвел глаза к небу.
— А что… — забубнил Исаак. — Помнится, моего дядю деревянной лопатой по голове трахнули. Ну… подрались они с другим дядей. Так он замолчал на неделю. Начисто, только мычал. А потом он сам споткнулся, да как саданется… — коротышка звонко хлопнул кулаком по своей ладони. — Тоже головой об ворота. Такой грохот был, аж куры поразбежались. И снова заговорил! Сами знаете, как говорят: Un clou chasse l’autre! Гвоздем гвоздь выгоняют. Может и с этим дохляком так получится? Я попробую?
Un clou chasse l’autre(фр.) — гвоздем гвоздь выгоняют, французский аналог русской пословицы клин клином вышибают.
— Вы прикоснетесь к этому человеку только после моего приказа… — сухо ответил я. — А пока держитесь от него подальше.
Портос обиженно заткнулся и молчал до самого дома.
Этот дом я прикупил, как свое тайное убежище. Ничего особенного, старинный, заросший плющом, двухэтажный особняк недалеко от площади Сен-Сюльпис. Внешне он так и остался ничем непримечательным, но внутри все переоборудовали по моему вкусу. В том числе, в подвале появилось несколько тюремных камер и кое-какое оборудование для разговора по душам.