XX век. Исповеди
Шрифт:
— Мы были молоды, а потому над этими проблемами просто не задумывались. Не следует забывать, было государственное внимание, а потому рождалось определенное настроение, отчасти внушаемое, что монополизм на ядерное оружие недопустим. И отчасти это верно, потому что лишение монополизма американцев вело к стабилизации в мире. Нас вдохновляло, что мы не хуже американцев и тоже способны на большие дела. Поначалу никаких раздумий, а тем более тревоги не было. Работа была напряженной, очень серьезной, она забирала все наше время. И особенно я это почувствовал, когда мы переехали в Челябинск-70.
— Все-таки до конца
– О причинах разделения можно только догадываться. Назывались стратегические соображения: два - не один, и подальше от опасных западных границ. Но, думается, причина более прозаична: создавался конкурент, чтобы "старый кот не дремал". Собственно говоря, такое было не внове. Во всех сложных производствах стремились исключить монополизм, будь то авиация, ракетостроение, или морской флот.
– Я слышал и иное…
– В "Воспоминаниях" А.Д. Сахарова не нашлось места, чтобы оценить творческие достижения нашего института, но, тем не менее, там есть такие слова: "Сложные взаимоотношения со вторым "объектом" во многом определили наш "быт" в последующие годы… Министерство (особенно при преемниках А.П. Завенягина) явно протежировало второму "объекту". Вероятно, далеко не случайно там была гораздо меньшая еврейская прослойка в руководстве… Министерские работники между собой называли второй "объект" "Египет", имея в виду, что наш "Израиль", а нашу столовую для научных работников и начальства ("генералку") - "Синагогой"… Единственное, что могу сказать -о такой "терминологии" мы узнали из книги Сахарова… В общем, две трети сотрудников оставалось в Арзамасе, а мы уехали на Урал. Там образовался очень молодой центр, Щелкину было всего около сорока, а большинству из нас не было и тридцати.
– Разделение проходило болезненно?
– Борьба, конечно, шла. Поначалу я работал в группе Зельдовича, а не у Сахарова, который занимался водородной бомбой. Как-то сразу определилось, что на Урал едет Забабахин, и он очень хотел, чтобы и я уехал с ним. У меня же были большие сомнения… Но однажды Зельдович сказал мне: Андрей Дмитриевич Сахаров считает, что я должен ехать. Было обидно, мол, не нужен здесь… Это и сыграло решающую роль - я уехал на Урал.
– Конкуренция сказалась быстро?
– Как ни удивительно, практически сразу же она "заработала"! В 1955 году была испытана первая водородная бомба нового образца. Она рождалась в Арзамасе-16, но при непосредственном участии многих из тех, кто уехал на Урал. Людям, знакомым с техникой, должно быть особенно понятно, что существует значительная разница между первым испытательным образцом и серией. В 1957 году была испытана первая водородная бомба которая была передана на вооружение Советской Армии И сделана она была не в Арзамасе-16, а в Челябинске-70! Кстати группа челябинских ученых (и ваш покорный слуга в их числе) была награждена на эту работу Ленинской премией.
МЫСЛИ ВСЛУХ: "Стратегическое оружие в виде ракет -наземных, морских, крылатых - и авиационных бомб направлено, как правило, на города. Одна американская подводная лодка типа "Огайо'' имеет на борту 192 боевых блока с водородными зарядами. Залп атомной субмарины способен уничтожить любое государство,
– А особенно острый период конкуренции двух ядерных центров к какому периоду времени относится?
– Пожалуй, к началу шестидесятых… В Арзамасе-16 при поддержке самого Хрущева начала быстро развиваться идея о "супербомбах". Чуть позже она воплотилась в испытания на Новой Земле самой большой в истории бомбы - ее макеты выставлены в музеях обоих ядерных центров… Постепенно и мы втянулись в эпопею с большими бомбами, хотя и не понимали их военной ценности. Проведя серию испытаний, Урал в очередной раз обошел "конкурента", по крайней мере с точки зрения внедрения в серию, поскольку нами осуществлялась жесткая привязка к носителю. Но все-таки главное достижение центра на Урале, на мой взгляд, "в миниатюризации изделий"
Наш первый научный руководитель К.И. Щелкин был горячим сторонником малых зарядов. Он говорил: "Разве для такого большого города, как Москва, недостаточно 20 или 50 килотонн, чтобы деморализовать население, подавить связь управление? Преимущество небольших зарядов огромно Их при необходимости мы сделаем вместе с ракетой в Каслях" Хочу напомнить, что в ту пору ядерных зарядов и ракет к ним насчитывалось не сотни и не тысячи, они считались поштучно, угроза же войны, в том числе и массово-ядерной, была вполне реальной - вспомним хотя бы Карибский кризис
Именно в Челябинске-70 ранее и независимо от американских стратегов закладывались основы для разделяющихся головных частей -группа зарядов, располагавшихся на одной ракете-носителе. Недалеко от нас в Миассе находилось "хозяйство" академика В.П. Макеева. В его КБ были созданы великолепные морские ракеты, в том числе и для атомных ударных лодок. Ядерное оснащение морских ракет практически полностью состояло из нашей продукции..
Так что подводя итоги "конкуренции" двух ядерных центров, могу только сказать, что в 70-е годы общее количество зарядов, имеющихся на вооружении армии, более чем на две трети были челябинскими. А работало у нас втрое меньше специалистов, чем в Арзамасе-16.
– Мне кажется, что "дух" конкуренции в вас живет до сих пор. Но вы пока не рассказали об иллюзиях?
Конечно через некоторое время появилось сомнение: а то ли мы делаем? Первым толчком для меня послужило некоторое насыщение …
– Что вы имеете в виду?
– Гоним мы испытания, очень тяжелые… Десятки испытании в год… Непрерывно работают заводы… И невольно задаешь себе вопрос: а для чего это все делается? И нет ответа… Я написал министру Славскому письмо, в котором я доказывал, что мы ведем игру и что выигрыша в ней нет, а потому я предлагаю прекратить испытания в одностороннем порядке, и это даст большой политический выигрыш Советскому Союзу. А с точки зрения техники, мы ничего не потеряем, так как новые испытания практически ничего нового нам для создания оружия не дают.