Я-1 (Клаутрофобическая поэма) (2002 г.)
Шрифт:
Я до тебя, сука, ещё доберусь! Заранее бойся меня, говно! Вот сдохну, отлечу в эмпиреи, проберусь в твои покои небесноцарские и прирежу тебя, гниду! Сначала кастрирую, а потом прирежу козла-мудака!
Думаешь, не доберусь? Думаешь не доберман? Врёшь, доберусь! Найду уж лазейку, ибо я умнее тебя! Бойся меня, Господи! Знай, сегодня ты достал меня! Начинаем, блядь, «обратный отсчёт»! Я убью тебя, сука, потому что бог – это я! Мой мир создан! Ты – часть его, часть меня. И никак иначе! Ты живёшь по моим законам, ублюдок! Почему? Потому что мои законы правильней и мудрее! Потому что я сильнее тебя!
А то, блядь, раскудахтался во мне
(На протяжении данной главы под словом «бог» имелось в виду бездарное человечество (Всегда, блядь, в продаже горячее человечество!), синтезировавшее подобную хуету! Человечество – бездарь! Человечество думает, оно – бог! Но бог – это я! Я не человечество вам! Я один такой! И пусть Апугается тихо, читая данные строки! У меня одна жизнь! Впрочем, она действительно вечная. Разберёмся.)
38.
В возрасте шести-семи лет меня уже интересовало то, что впоследствии стало стержнем моего грешного сознания. Но поскольку тогда, собственно, «стержень» сформироваться ещё не успел, то поиски оного в описываемый период уже сами по себе являлись стержнем бытия для всех без исключения тогдашних детских мыслей моих.
Получить же эту самую степень Стержня, каковая, кстати сказать, не принесла для счастливицы ожидаемого благополучия, то есть разочаровала, конечно же, как это у нас повелось, какая-то полная хуйня-мысль. Но... баллотировались действительно все.
Среди этих мыслей-старателей, с таким неподдельным упорством боровшихся за обладание маленьким мной (прям, будто я какой Клондайк, честно-слово, или ещё того хуже Эльдорадо ебучее), была следующая.
Как-то раз, стоя с мамой на дорожной «зебре» в ожидании зелёного огня светофора, я задался одним вопросом: кто определяет оптимальное время горения того или иного света. Короче, где критерий? Чему или кому удалось получить-таки степень критерия?
И, надо сказать, единственно верным критерием мне тогда казалось условное время, затрачиваемое среднестатистической дряхлой старушкой с палочкой на переход с одной стороны улицы на другую. Почему-то мне это тогда казалось логичным.
Я реально видел это: как ранним утром на рассвете, когда никакого движения на улицах ещё нет, (а в Совке в середине семидесятых жизнь и впрямь замирала где-то с полуночи до 6.00), специально подученная старушка неспеша пересекает проезжую часть, а добрый дядя милиционер стоит с... секундомером и засекает, сколько ей потребуется на это времени. На всякий случай дядей милиционеров двое, и секундомеры тоже у обоих. Потом они сверяют свои показания (мало ли, может, кто включил с опозданием) и приходят к конценсусу, ибо правильное время – это настолько важно, что всё надо тысячу раз проверить, прежде чем посылать уже точные данные куда следует.
Ведь если зелёный свет будет гореть меньше, чем требуется, то маленькую дряхлую старушку действительно может сбить автомашина, и она, бедная старушка, и так уже ослабленная собственной старостью, скорее всего погибнет (ведь у пожилых людей намного хуже срастаются кости!). А это тогда казалось мне совершенно недопустимым, потому что в шесть лет я был уверен, что большей ценности, чем человеческая жизнь не существует (( 4- b ) Существует легенда, согласно которой господин Микеланджело своими руками убил некоего юношу, чтобы потом писать с жизненно необходимой ему натуры. Лично я далёк от этого, но вы меня хоть убейте, - я не вижу в том ничего дурного!..
For mudak ’ s only !!! Я не оправдываю убийство! Я оправдываю Творчество! ) . И с чего я это взял?
Когда я вспоминаю об этом, мне становится стыдно. Например, за предыдущую главу.
39.
Сегодня 6 февраля. Чуть было не написал «марта», потому что очень похоже на правду. На матку, ясен хуй, тоже похоже. Потому что все мы, перефразируя Гаврилова, глубоко в «пязде». От-тепель. Слово такое смешное – оттепель. Не влезало в строку – пришлось применить перенос. Получилось слева слово «тепель» - недоделанное «теперь». Это неспроста, потому что «теперь» моё действительно какое-то по меньшей мере невкусное.
У меня есть А. Я люблю её, и она любит меня. Мы вместе. В последнее время мы часто ссоримся, но мне это нравится, потому что, мол, милые бранятся. Потому что она чувствует, что мне мало быть счастливым с ней (ей, конечно же, тоже), я всё равно несчастлив, потому что счастлив не в полной мере. Счастлив не в полной мере, оттого что слишком много хочу. Слишком много хочу, потому что имею на это право. Право много хотеть.
У меня нет возможности заниматься любимым делом. Но я не сказал бы, что мне не дают им заниматься. Моя проблема в том, что, несмотря на то, что я действительно ненавижу людей (без исключения всех, включая себя самого), я всё-таки их люблю (опять же включая себя). Но люди – тупые твари. Их (именно их, а не меня) убеждает только сила, давление, экспансия. А мне, блядь, их жалко, бедных крошек. А они не ценят. Думают, что я слаб или что во мне нет того, чего я им не показываю, чтобы их не расстраивать. Чтобы они не чувствовали своей очевидной неполноценности в сравнении со мной. Уважаю я, блядь, их образ жизни, их взгляды и их душу, но вместе с тем не могу наебать сам себя. Не могу заставить себя считать их хорошими, когда вижу, что они плохие. Я их ненавижу. Да и себя впридачу.
Ненавижу я жизнь человеческую как таковую, потому что это ублюдство сплошное, что ты ни делай и сколь праведно ни живи (как говорит в шутку Никритин). Потому что нас Небесный Отец наебал и продолжает иметь в задние выходы.
У меня действительно есть претензия к Господу нашему. Претензия оная состоит в том, что я точно знаю, что в нём нет ничего такого, за что его можно бы было любить, а тем более ему подчиняться. Его и ненавидеть-то не за что, потому что он просто серость. Потому миром и правит посредственность, что его сотворил посредственный божок.