Я-1 (Клаутрофобическая поэма) (2002 г.)
Шрифт:
Яна сидела над этим проектом всю осень 2001-го и почти всю зиму 2001-2002 гг.. К концу февраля Яна уже почти не реагировала на дружеские приветствия и спала с открытыми глазами. Однако уже в марте опера вышла в интернет-эфир. Заказчики-немцы очевидно весьма довольны.
Весь этот пиздец происходит от того, что Яна хочет снимать гениальные фильмы и заниматься электроакустиечской музыкой на мировом уровне, а Катя хочет забить всех марининых, донцовых, платовых и акуниных, и стать монополистом в отечественной, а то и в зарубежной беллетристике. А Олег Чехов и вовсе хотел бы жить на собственной орбитальной станции, зависшей на высоте 35 тысяч километров над поверхностью Земли, поскольку именно такое расстояние обеспечивает эффект зависания практически над одной точкой почти на веки вечные, и это, в свою очередь, позволило
Ради осуществления этой смелой новозаветной мечты Чехов сидит на студии Андрея Бочко (некогда басиста, и исполнителя индийской народной музыки на ситаре, шакухачи и прочих экзотических инструментах) или в филиале у Дулова. Или у себя дома, в съёмной квартире в Бирюлёво-Товарной. Если бы не ближайшая шестнадцатиэтажка, с балкона нашего с Анового жилища был бы виден их с Наташею дом.
День и ночь напролёт Чехов правит в компьютере вокалы незадачливых эстрадных певиц, обладающих, вероятно, весьма потешной пиздою и как следствие – большими деньгами. Эти девочки от 20-ти до 35-ти лет – позже уже не имеет смысла – обладают массой достоинств, некоторые даже неповторимым шармом, но нет ни у кого из них ни таланта, ни голоса, хотя со слухом иногда попадаются. Чехов, будучи по натуре педантом, выбирает из бесчисленного множества дублей каждое слово. Из одной фразы – одно, из другой – другое, третью иногда можно взять целиком. Поначалу он работал даже на уровне отдельных звуков. Предположим, слово «корова» спето хорошо, с клёвой, убедительной подачей и даже с нотами всё нормально, но вот «р» – глазированное. Тогда Чехов брал из другой строчки, например, слово «радость», вынимал из него более удачное «р» и вставлял в «корову». Получалось хорошо, но долго, и от этой практики пришлось отказаться. Девушкам не терпелось стать звёздами, и они не понимали, чего он там возится. Обычная история.
Ещё уже третий год Чехов работает над танцевальным ремиксом на свою песню «Нина». Песня эта начинается с таких строк: «Я скучаю над девушкой Ниной, как ребёнок скучает над сломанной куклой Мариной...»
Девушек для правки вокала поставляет Чехову мой друг детства Саша Дулов. У него их в изобилии, потому что он хороший и стильный аранжировщик и гениальный гитарист. Бездарные девушки вьются вокруг него, как блестящие навозные мухи, и все они сжимают в своих лапках зелёные деньги, потому что Дулов – это гарантия качества. По крайней мере, так позиционирует себя, и не без успеха, он сам. В принципе, я с ним согласен.
Весь этот пиздец происходит от того, что уже в 15-16 лет Дулов сочинял охуенные песни, достойные пера U-2, INXS, а то и Питера Гэбриэла, и что немаловажно, был в состоянии надлежащим образомисполнять их со своей командой, названия каковой он так и не дал до тех пор, пока она не развалилась.
Периодически к Дулову приходит Ваня Марковский и приносит ему всё новые и новые варианты текстов песен для бездарных девочек с реальным шармом. Это, в свою очередь, объясняется тем, что писать тексты для Дулова Ваня считает меньшим злом, чем работу на телевидении, хотя я в этом вопросе придерживаюсь прямо противоположной точки зрения. Ваня вынужден работать для того, чтобы кормить свой компьютер, в который чуть не каждую ночь забивает уже свои, не менее гениальные песни, чем Дуловские, Чеховские или мои.
Я работаю в двух программах на ОРТ. В «Русской рулетке» с Валдисом Пельшем и в «Слабом звене» с Марией Киселёвой. С утра до вечера я сочиняю для них вопросы. Например, какой длины был хуй у Достоевского? 22 сантиметра. Неверно! – гневно сверкает глазами Киселёва и железным голосом объявляет правильный ответ – 18!!!
Моя жена Апо собственному опыту знает, что мало какое удовольствие сравнимо с прыжком с парашютом. Если у неё когда-нибудь появятся серьёзные деньги, она грозится тратить их все до копейки на развитие данного вида спорта. Вчера она купила удивительно красивый газовый шланг... Дело в том, что надо подвинуть плиту – иначе не остаётся места для стиральной машины.
Весь этот пиздец происходит оттого, что каждый из нас верит, что в конце концов мы победим. Или большинство из нас. Или некоторые. Или хоть кто-то.
И ещё я хочу, чтобы Чехов починил куклу.
60.
К тому времени я научился попадать сигаретным бычком аккурат в оцинкованную пепельницу на ножке, сидя аж на седьмой ступеньке. Всего их было в пролёте не то десять, не то двенадцать. А ведь когда-то я умудрялся промахиваться, сидя и на второй!
Больше мне было решительно нечем заняться на студии у Серёжи и Саши Дулова. Все ноты для гипотетического «Другого оркестра» были отредактированы и распечатаны. Тексты также были написаны за один из нудных студийных вечеров, но получились на удивление ничего. А за «Новые праздники» Дулов, конечно, приниматься не спешил, потому что, конечно, был, конечно, объективно, конечно, очень, конечно, занят. Так или иначе, для меня хуже нет, чем бездействовать, а получать удовольствие от методичного каждодневного вношения хоть малой лепты в благоустройство собственного быта я органически неспособен, хотя на последнем этапе и в этой области тоже начинают у меня проявляться пугающие меня же таланты.
Мой домашний, точнее сказать, студийный, арест затянулся. Да и мыслимое ли дело! Да я с героина-то слез лишь затем, чтобы искусство моё победило весь этот ублюдочный мир со всей его лживой хуйнёй в лице ООН и борьбой с терроризмом! Слез, чтобы победило моё искусство в целом, а на том этапе «Новые праздники» в частности. А тут – хуй там! Дохлый штиль. Мёртвая точка. Чёрная метка, матка, блядь, жизни (в смысле, правда её)! И я тихо и внутренне зазудел-заскорбел. По мировому, по жизни, как это свойственно даже тем, каковые на четверть. Евреи.
И ведь действительно, какие бы из наших бесконечно многообразных дел не срывались, на то всегда найдутся тысячи своих и самых что ни на есть объективных причин. Говоря откровенно, подобную объективность я в рот ебал и видел в гробу. Но у меня, уж вы мне поверьте, есть объективные причины откровенно не говорить. Поэтому запись очередных песенок «Новых праздников» скоро уж год как буксует, но зато меня взяли в штат программы «Слабое звено».
Так было и тогда. С той разницей, что я не был женат и не работал на постоянной работе. Правда, в течение недель трёх я время от времени мучил текст дуловской песни для певицы Азизы, (той самой, которой в своё время инкриминировали причастность к убийству Игоря Талькова (что, конечно, неправда, но, в принципе, почему бы и нет?)), но дело не шло. К тому времени Азизе было абсолютно наплевать, как на собственные песни, так и, похоже, вообще на свою эстрадную карьеру. Может, тоже тогда на что-то подсела, а, возможно, и естественным путём заебалась.
Однажды, морозным февральским вечером, я собрался идти в паспортный стол. Как сейчас помню, выкурил на дорожку сигаретку, как обычно, попал в пепельницу с седьмой ступеньки, и почесал. Да, так и почесал – «хрум-хрум» себе, мол, по снегу.
Мой прежний паспорт Лось и Шакалёнок оставили вовиной матери Нине Павловне, как бы в залог, когда «приняли» нас с героином. Как бы они ей сказали, что сейчас едут ко мне домой за 750-ю баксами, которые как раз составляют половину того, что она им уже отдала. Мол, говорят, половину она, мать его (моя), вам вернёт; за этим и едем. Мама-то, конечно, 750 баксов им отдала, но они, заработав таким образом за вечер 2250 долларов ЮэСЭй, совершенно не спешили их отдавать Нине Павловне. А Нина Павловна и по сей день не спешит отдавать мне мой прежний паспорт. Да он мне, честно говоря, и на хуй не нужен. Всё равно он был ещё общесоветский, а не российский, и весь был испещрён давно потерявшими силу штампами о разводах и браках.
...А всего у меня было четыре паспорта. Четвёртый жив и поныне. В нём написано, что мы с А– супруги. По-моему, это хит моего «паспорт-радио». Полагаю, что это лучшая моя запись в данном жанре.
Первый мой паспорт, полученный в шестнадцать лет с идиотской фотографией, на коей предстаю я в обличии заправского гитлер-югенда, я проебал в мае 1992-го года. Я тогда взял первый академ-отпуск на филфаке в Пед(е), чтобы учёба мне не мешала стать российским Джимми Моррисоном, и устроился продавцом книг с лотка. Как сейчас помню, лучше всего покупали «Это я, Эдичка!» Хорошее было время. Оттого-то я его так долго читать не мог. Подумайте сами, он, мол, писатель, а его, блядь, продавать нанялся!