Шрифт:
========== Пролог, в котором все начинается с невинного спора, а заканчивается пониманием, что попаданцы бывают разные ==========
Взрослые люди иногда развлекаются совершенно по-детски. Хотя это их право, конечно. Малолетки часто морщат носы, а то и бесятся, что тетеньки и дяденьки могут до хрипоты спорить про книгу или сериал, писать фанфики, косплеить героев или отыгрывать ролевки. Как будто, отметив очередной день рождения, человек одномоментно должен забыть все свои увлечения, стать скучным и развлекаться только строго определенным образом. Но это лирика. Собственно, речь о том, что мы с приятельницами под кофеек и коньячок обсуждали фанфики про многочисленных
Мы немного поспорили, что именно такой персонаж может сделать хорошего, будучи попаданцем, но ни к чему конкретному так и не пришли. Да и поздно уже было, пора расходиться. Оставили спор на потом. Но тема меня зацепила.
Так что я шла домой, проветривая голову от коньяка и размышляя, как бы могла изменить канон мерзкая баба, что в совокупности, видимо, и привело меня прямо под колеса мчащегося по мокрому асфальту «Мерседеса». Боль, темнота… тишина…
Ну что ж… Теперь я точно знаю, что именно чувствовала и думала Алекто Кэрроу. Потому что я теперь она. Принцип попаданства я так и не поняла. Не было никакого промежуточного места, со мной не общались всякие сомнительные высшие существа, не предлагали никаких сделок, не давали заданий. Я просто знала, что теперь я - Алекто, и что все теперь зависит только от меня.
При этом память этой женщины никуда не делась. Как и ее боль. Алекто была больна.
В Азкабане, как и в любой тюрьме, за деньги можно получить некоторые поблажки. Нет, вас никто не поместит в камеру класса люкс с трехразовым питанием, как в лучшем ресторане. Но у вас будет сухо, вам дадут лишнее одеяло. Ваша похлебка будет более наваристой и горячей. И хлеб не будет напоминать кусок глины. В тюрьме это уже очень много, поверьте. А Кэрроу были бедны. Деньги быстро кончились, а вместе с ними и поблажки. Другой уровень, сырая и холодная камера, тощее одеяло, отсутствие даже относительно нормальной еды. Волшебники намного выносливее обычных людей, но у всего есть свой предел. Зубы почернели и выкрошились, суставы распухли и постоянно ныли, желудок отказывался принимать пищу. Когда Волдеморт с теми Упивающимися Смертью, что еще оставались на свободе, ворвался в Азкабан, Алекто не могла ходить. Ее пришлось нести на руках.
В Малфой-мэноре был колдомедик, Снейп котлами варил целебные зелья. Ей снова вырастили зубы. Но диету пришлось соблюдать. И боль осталась. Ноющая, противная, постоянная.
Когда у тебя что-то болит, то твоя жизнь очень круто меняется. Так или иначе, ты начинаешь подчиняться этой боли, подстраиваться под нее. Резкие движения не для тебя. Ты постоянно прислушиваешься к себе, отчего выглядишь несколько заторможенной, движения становятся осторожными. И со всем этим ничего нельзя поделать.
Я долго рассматривала лицо и тело Алекто Кэрроу. Она не старая даже по маггловским меркам, но красавицей не была и в юности. Невысокий рост, коренастая фигура, слишком
Вообще, это была очень странное «попадание» - всего несколько месяцев относительно нормальной жизни. Я попала в Алекто перед самым началом учебного года, когда ее уже назначили профессором маггловедения и заместителем директора Хогвартса. Несколько месяцев бессмысленной и беспощадной борьбы с бравыми сопляками и преподавателями и… Ну уж нет! Мы еще поборемся.
Довольно занятно, что никто не заметил, как тяжело далось Снейпу убийство Дамблдора. Он просто фонтанировал болью и виной. Или дело было в том, что я знала? Еще один смертник. И не он один.
Как бы там ни было, тратить время на бесполезные разборки я не собиралась. И на очередном собрании, посвященном грядущему учебному году, внесла предложение.
– Мой лорд, думаю, будет разумным, если за выходки отдельных студентов будут нести ответственность старосты и деканы их факультетов.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Волдеморт.
– Я думаю, милорд, что отдельные студенты могут устраивать, скажем так, демонстрации. Если их будут наказывать, то они начнут чувствовать себя героями, пострадавшими за «правое дело». Раз уж большинство преподавателей остались прежними, то многие из них заражены идеями Дамблдора. Они будут поддерживать бунтарей. Это выльется в постоянную партизанскую борьбу. А вот если наказание за выходки отдельных идиотов будут получать другие, то поддержки не будет. Мы получим не героев-страдальцев, а мерзавцев, которые подставляют других. В том числе и уважаемых людей.
Волдеморт с интересом смотрел на меня.
– Это разумно, - сказал он, - Северус, ты слышал? Сделаешь так, как скажет Алекто.
– Да, милорд.
Глухо, невыразительно. У меня голос тихий, вкрадчивый, заставляющийся вслушиваться. И я не собираюсь говорить громче, ведь пока я не повышаю громкость – хрипоты как ни бывало. Ничего, прислушаются.
Из-под стола выползла Нагини и скользнула к камину, который был затоплен специально для нее. Как я понимала змею. Внутри меня поселился постоянный холод, мне тоже хотелось сесть поближе к камину, протянуть руки к огню и хотя бы на короткое время почувствовать себя живой. Если бы еще и боль отпустила.
Снейп варит для меня зелья, он для всех варит, но мне они почти не помогают. Я не думаю, что Снейп делает что-то не так. Просто мне нужно уехать в жаркую страну, нежиться на солнце, купаться в целебных источниках. Английский климат вполне способен довершить то, что начал Азкабан. Но Волдеморт меня никуда не отпустит, нечего и пытаться. Может, есть смысл помочь Поттеру, а потом уехать? Нет, не думаю. Не отпустят. На роль козла отпущения я подхожу идеально. И денег нет, чтобы откупиться. Нужно придумать что-нибудь еще.
Собрание заканчивается, и я перебираюсь к камину. Хоть немного тепла. Долохов наливает мне водки из фляжки. Изысканные вина и большинство напитков теперь не для моего больного желудка. Не примет. Только водка, только хардкор. Внутри ненадолго становится тепло.
– Ваше зелье, Алекто, - Снейп ставит передо мной на столик большой флакон, - мазь будет завтра.
– Благодарю вас, Северус.
Беллатрикс смотрит презрительно. Да, руки выглядят ужасно. Хорошо, что еще слушаются. Леди Лестранж повезло больше, но я не завидую, просто констатирую факт. Ей тоже досталось.