Я – батискаф свободы, Скулкин Евгений

Я – батискаф свободы

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Сумасшедший ледяной полет

Воспоминание о гекзаметре

Лодку в слепом океане – бросает дитяти во чреве,

В молниях жгучих вцепился в соломинку он пуповины…

Дай ему выплыть, о, Отче, на солнечный берег…

В яростном свете, в волненьях судьбы и течений отныне

К ветхой галере, бунтующий узник, прикован невинно…

К звездному чреву простертые руки в молитве…

Кто меня бросил – зачем? – в эту адскую бурю?!.

Кем я был д о?.. И что меня ждет, имярек, за пределом?..

…Дай ему выплыть, о, Отче, на солнечный берег…

Я – батискаф свободы

Мой взгляд упирается в горизонт, затем упирается в облака, в звезду упирается — тесно мне как скучно родиться и кончиться здесь Я

маленький батискаф свободы я опускаюсь на дно сознания на поверхности кругами расходятся шумы д н о р а з б е г а е т с я меркнет свет Я маленький батискаф свободы увязший во тьме как выразить… хрипами? жестами? дрожью? Все поздно. Питекантропу возможно… Я убил его на рассвете Он был предводителем шайки (я чьим-то спасителем) В страхе я кромсал его большое тело но все ломалось с омерзением и горечью я добивал его дамскими ножницами (кем-то подсунутыми с тонкой улыбкой) И понял непоправимое: лучше быть им Я влез в его тело ожидая его боли боли как прощения Но он уже превратился в памятник Я батискаф свободы Я несусь вверх, к свету где кругами расходится музыка — я, батискаф

Под библейским небом

Знамя тут не причем, я бы выбрал его голубое… Только дали не могут без дани – крови волхвов. В этих далях земных ощущаю я родство простое с окруженным волком… Саблезу-у-бые!.. все прощено вам стократно, ваши боли слагаются в боли мои — И как раненный зверь в окружении краски закатной, душа в небо уходит зализывать раны свои… И в студеном огне охладив обожженные лады, вдруг пронзившись тоской, побледнеть, поспешить по делам… И искать обреченно в замутненных судьбах и взглядах чистоты, чистоты… – словно в Каине клятый Адам.

Другой…

…И прожит день счастливо и не зря… В прихожей чьей-то поднял я глаза. И поразился: столько было боли, и муки, заостренной и немой… — Как будто я подглядывал другого… Я отступил в смятеньи: Бог с тобой…

Закатная дорога

Я опять туда уеду и закончу этот спор. Незахватанное небо смотрит в олово озер. Жили там свободным братством. Синь небесная – истец. По наитью – без коварства — неподкупленных сердец. Если кто-то занеможил, мысль паучую тая — мы вели его под стражей в призакатные поля… Там в зачатии начала, в затухающем огне скрыто нечто, что печалит нас, живущих на земле… Что в сравненьи наше злато с первозданною зарей? Сердце, сердце! что за плата между небом и тобой?.. Я однажды провинился, приговор их был суров: заточить меня в темницы золоченых городов. Так живу, не зря, ей-Богу, но в ненастье, как в бреду, той закатною дорогой в одиночестве бреду…

«Дни уходящие, дни…»

Дни уходящие, дни… Зовы рассветов сквозь занавес ночи, ночи далекой, полярной, холодной. Всполохи света лишь память о солнце, всполохи пепла в висках как возмездье, как очищенье и зовы рассвета… Долго ли ночь продолжается эта?.. Дни уходящие, дни… Долго ли звезды холодной пустыни будут в колодец заглядывать синий?.. Черный колодец… Бездонна ль водица? Бьют ли ключи? Еще можно напиться? Дни уходящие, дни…

Недо…

Мимо окон вверх летело… Что такое?.. Не успел… А в душе чего-то… пело… Что за штука?.. Проглядел… Недовидел сноведенье, недопонял.., недознал… Получил стихотворенье о неведеньи зеркал. Глубоки они безмерно и слепые как стена. Только сила притяженья зазеркалия сильна… Так – в неведеньи-дурмане, недовидя – не дойдя, постигаем пониманье быта – недобытия…

Хроника конца

Ни капли зря — у дождя. Лес открыт без молитв. Мы промокли насквозь — врозь, словно рыбы скользя. В старый дом ворвались – живы! Огляделись – чужие…

В общности тревожной, Пустоте нет ни слов, ни жестов, ни отчаянья — гулкое бездонное качанье… День сторонний. Муха на стекле. Оглушающе ее жужжанье лета отлетевшего, скользит в мерном сне, не зная заклинанья. Вот и муха. Нет в природе слов. Белое шуршание ветров — сто страниц забытой нами книги, где дождинки – знаки, а не миги… …что-то пишут на моем стекле..

Вот и конец… Обрываются нити… В рамке оконной день неумытый. Чайник и стол очертаньем гротеска. Ты не встаешь, на глазах занавески. Время тягучее тянет назад — не задохнуться бы… Нити летят дальним обрывом, радостным свистом… Крепче обняться! или забыться…

«Сумасшедший, ледяной полет…»

Сумасшедший, ледяной полет… Ничему уже не повториться! День как белый парус накренится — унесет меня за поворот. Фотографии расставлю в доме — корабле, несущемся – куда?.. Подобью карниз – прямее, вроде. В ночь уйду, как в землю провода… И дойду до крайнего причала, дальше – море – светлая тоска… Ничего уже не повстречаю, только скрипнет старая доска… Сумасшедший, сладостный полет! Ничему уже не повториться… Ночь как белый парус накренится — унесет меня за поворот…

Бомжи

Синеват, бессилье на лице. Бочкотела, с хрипотцой лишений. Как в воронку втягивает все музыка межпольных отношений… Посветлело что-то впереди, дрогнула осенняя завеса. Вьется, вьется ниточка судьбы до того вон леса… Что о прошлой жизни тосковать? Вывела кривая на помойки… Это вам – свободы не видать, а они – свободные, как волки… Что б в мирских невзгодах не тонуть и стакан не придавил безмерно, будут эту водочку тянуть, ощущая локоть суверена… Жизнь стремна. И много в ней дорог. Но куда б не утянула тропка — что в душе останется, мой друг: горний свет или пустая топка…

Баллада о чайке

Нас свела не судьба, ни обряд, ни молва нам не в тягость. Просто жгла нас в тот вечер, зябкий вечер, сухая тоска. Просто руки ты мне положила на плечи, на ждущие плечи. Словно этот союз, словно этот союз все решал до конца. Понеслись наши кони, безудержны, жадные звери… И отчаянье губ, пополам с покаяньем зари… Мы же дети твои, мы же дети твои и без веры, ты, Господь, нас спаси, ты, Господь, нас укрой, сохрани… Ты смеялась взахлеб тем раскованным смехом порока. И в безоблачной сини могла затаенно грустить… Ты лампаду зажгла, ты лампаду смогла ненароком по границам любви, по границам любви пронести. Пересохшими ртами мы припали к священным истокам. Мы врывались в сакраль, вознесенные силой земли. Что случилось с тобой, что случилось с тобой? — одиноко твоя шаль на песке — оброненные крылья твои… Нас свела не судьба, ни обряд, ни молва нам не в тягость. Просто жгла нас в тот вечер, зябкий вечер, сухая тоска. Просто руки ты мне положила на ждущие плечи… Словно этот союз, словно этот союз все решал до конца.

1 2