Я без тебя не могу
Шрифт:
В Россию я прилетела, напичканная успокоительными с транквилизирующим эффектом, почти овощем. В
Усталость прошедших месяцев разом навалилась на меня вкупе со всеми событиями, которые произошли в этот год.
До вылета на родину моей семьи – в небольшой сибирский городок – оставалось еще несколько дней, которые я провела в московской гостинице. Успокоительные помогали, по крайней мере, я могла спать, чем и занималась большую часть времени, и когда раздался звонок в дверь, нехотя оторвала себя от подушки. Я никого не ждала и думала, что, возможно, это вновь стучится горничная, чтобы убрать номер.
– Здравствуй, Алена.
Смотрю пустым взглядом на Анатолия Самгина, не понимая, чем обязана такой чести.
– Что вам надо? – У меня нет сил на любезности.
– Разговор к тебе есть, милочка.
Пропускаю мужчину в номер. Он смотрит на меня с любопытством, смешанным с брезгливостью, потому что выгляжу я чертовски скверно.
– Уговор наш ты не выполнила, Аленушка, – начинает он, и я понимаю, к чему он ведет. – Ты думаешь, мне интересно было, чтобы вы с ним просто расстались? Мне нужно было, чтобы мой сын вернулся в свою семью.
Я смотрю на него недоуменно, не понимая, что творится в этой седой голове.
– Как вы себе это представляли? Разве могла я как-то на это повлиять? Я сделала все, о чем вы просили. Вы просили об имитации полового акта с Максимом – вы его получили, и Клим меня ненавидит. Чего вы от меня еще хотите?
Странным образом мои таблетки не глушат ярость, которая сейчас меня накрывала. Злоба клокотала во мне с такой силой, что от нее меня подбрасывало. Я жалею, что мой отель не находится в высотке, потому что с удовольствием столкнула бы его с тридцатого этажа. Боюсь, что, выпав с третьего, это подобие человека может выжить.
– Меня не волновало, как бы ты это сделала. Наш уговор был ясным для тебя с самого начала: мой сын должен был вернуться ко мне.
Я хватаюсь за голову от этого бреда. Он просто повернул все так, как ему удобно, Самгин-старший изначально знал, что вероятность того, что Клим захочет продолжать работать у отца, мизерно мала.
– Благодари за то, что я патриот и ты не лишишься медалей, но спортивная гимнастика теперь для тебя закрыта.
С этими словами он вышел из моего номера, оставив меня совершенно опешившей от такой невозможной наглости и уверенности в собственной непогрешимости. Я сползла по стенке, понимая ужасающие последствия этой новости. Отсутствие возможности выступать за сборную и быть членом спортивного клуба, означало, что в мои двери не постучится рекламный агент и не предложит контракты, на которые я так рассчитывала.
Ни одна компания не доверит представлять свой товар спортсменке, которая больше никогда не ступит на помост и не продемонстрирует рекламируемый лейбл на своем леотарде на международных соревнованиях. Да, как я и мечтала, моё имя трижды прописано в истории Олимпиады золотыми буквами, но все, что я получила от игры, пошло на покрытие затрат по лечению бабушки. Оказалось, что сумма, озвученная клиникой, включала в себя не все расходы и на выписке нам выставили дополнительный счет, который полностью поглотил ту сумму, что я перевела на специальный счет клиники.
Сестра влезла в долги чтобы покрыть счет клиники и оплатить перевозку тела бабушки через океан, и я не могла, имея свободные средства, не перевести большую часть полученного вознаграждения на её счет.
Через пару дней мне позвонил Данилевский и сказал, что «сверху» пришел приказ о том, чтобы ни один клуб не брал меня. Эта информация стала известна ему по своим источникам даже раньше, чем того бы хотел Самгин-старший.
– Сергей Архипович, но как же так? Я ведь единственная гимнастка, которая принесла медали России.
– Я не знаю, девочка, не знаю. На моей памяти еще такого не было. Вероятно, очень могущественный человек смог этого добиться, несмотря на все твои заслуги перед страной.
– Но как же мне быть?
Данилевский уверил меня, что власть этого субъекта не может распространяться на весь мир, и если я хочу продолжить выступать, то мне стоит рассмотреть возможность выступать не за Россию.
После этого разговора я приняла еще снотворного и легла спать.
С подачи моего тренера, уже во время моего пребывания в Америке мне действительно предложили вступить в один из местных клубов, и, если я хорошо себя проявлю, меня будет ждать грин–карта и все блага успешной спортсменки в США: контракты на большие суммы, возможность бесплатного обучения в одном из престижных университетов и прочее, прочее.
Моё тело было так измучено, что мысль о том, что я должна трудиться, изматывая себя в тренировочном зале ради «золота» не для своей Родины, показалась совершенно дикой, пусть даже эта Родина переступила через меня.
– Лада, ты не понимаешь, – ругалась я с сестрой, которая не могла понять, почему я отказываюсь от предложения, о котором многие могут только мечтать, – я оставляла в зале все силы, я трудилась ради этого «золота», чтобы слышать гимн России, а не США! А теперь что? Как я могу тренироваться и побеждать своих же? Это невозможно!
– Лё, ну хочешь, выступай за любую другую страну, – смягчается Лада, – можем попробовать Грузию – у них, наверное, и нет спортивных гимнасток. Будешь Аленой Комаридзе. Или поможешь украинской команде. Алена Комаренко – как тебе?
Кидаю подушку в совершенно не серьёзную сестру.
– Ты абсолютно не политкорректна.
Тогда я так и не смогла заставить себя стать частью спортивной элиты чужой страны.
Пришла к гимнастическому залу клуба, за который мне предложили выступать, и просто стояла у входа, рассматривая яркую вывеску. Все здесь было таким красивым, словно я оказалась в американском молодежном сериале.