Я боюсь мошек
Шрифт:
Мы любимчики этого бородача. Только вот Он начинает стареть! Становится туговат на ухо и, кто знает, может быть, однажды, когда мы позовем на помощь, Он попросту не услышит!
Хорошенькое дельце, ребята! Лучше об этом не думать. Лучше повторять, что так будет всегда. Привычка — это всегда надолго. Кто-то сказал, что чудеса случаются только раз. Ну уж дудки! Где бы мы тогда были! Во Франции производство чудес стало чуть ли не отраслью промышленности. Мы не экспортируем их только потому, что они нужны нам для внутреннего потребления, но работа идет вовсю!
Некоторые люди питают иллюзии, воображая, что это производство сосредоточено в Лурде [11] . Глубокое заблуждение! Лурд — это лишь мелкое агентство, предназначенное для единичных случаев. Национальные чудеса производятся исключительно в Бурбонском дворце [12] .
Я положил на землю рацию, гранаты и взрывчатку, после чего полез на дерево, пока не оказался на одном уровне с Ларье, но на безопасном расстоянии от него.
— Что ты собираешься делать? — с беспокойством спросил Ларье.
11
Город на юге Франции, жительнице которого, по легенде, в 1858 г. явилась Богородица. Место паломничества католиков, жаждущих исцеления от болезней.
12
Дворец в Париже, место заседаний французского парламента.
(Исторический парадокс: дворец, в котором разместилось Национальное Собрание (так официально называется французский парламент), один из главных институтов демократической власти, носит имя Бурбонов - королевской династии, свергнутой революцией более двухсот лет назад.)
— Перерезать твои бечевки, сосиска!
— Как?
— При помощи моей пушки… У меня в столовой висит красивая леденцовая медаль, на которой написано: «Первый приз за стрельбу из пистолета»… Понимаешь?
Я зажал револьвер в руке, уселся верхом на сук и вгляделся в натянутые стропы. Их был целый пук. Чтобы перерезать этот клубок, понадобится не меньше двух полных барабанов.
— Ты готов?
— Да.
— Старайся не шевелиться. Когда почувствуешь себя свободным, ухватись за ветки, хорошо?
— Начинай!
Я согнул левую руку в локте на высоте лица, положил ствол револьвера на рукав и тщательно прицелился в первую стропу. Когда вы стреляете, нужно помнить, что не следует делать движения указательным пальцем. Нужно, чтобы ваш палец наползал на спусковой крючок, и тогда выстрел произойдет как бы сам по себе.
Револьвер подпрыгнул в моей руке. Я увидел, что веревка перерезана надвое. Я выстрелил еще раз, еще… При каждом выстреле разлеталась новая веревка… Клянусь вам, по сравнению со мной Буффало-Билл — просто растяпа! В четвертую стропу я попал, но не перерезал ее. Пришлось повторить выстрел! Оставались всего две веревки… Два выстрела — все было кончено!
У Ларье вырвался крик. Он не успел выпрямить руки, затекшие за долгие часы вынужденной неподвижности. Ему не удалось замедлить свое падение, и он скатился вниз, как мешок с песком, ломая ветки на своем пути.
Я услышал тяжелый удар — и ничего больше.
Включив четвертую скорость, я кубарем скатился со своего насеста. Я боялся, что он уже мертв.
Едва коснувшись ногой земли, я крикнул:
— Ларье!
— Я здесь… — застонал он в ответ.
Не приближаясь, я рассмотрел его. Он сидел на земле, и его левая нога была повернута под странным углом. По ее положению я понял, что он сломал бедро. Дело было дрянь!
Ларье жестоко страдал. Он позеленел и стиснул зубы, чтобы не закричать от боли. Если бы он не мог меня слышать, я бы заревел от ярости. Поймите, ребята, ведь я ничего не мог для него сделать!
В довершение всех бед на него напала икота.
— У меня сломана нога, — проговорил он. — Как же больно, Сан-Антонио! Неужели я заслужил столько несчастий!
Я вытащил бутылку виски и ловко переправил ему.
— Начни с этого… Потом подумаем, что делать…
Он подчинился, и алкоголь вернул его лицу прежний цвет.
Я вытащил из кармана мой складной ятаган, срезал две большие раздвоенные ветки, очистил их от сучков… Получилось нечто, отдаленно напоминающее костыли.
Внимание! Держи!
Он прикрыл голову руками, и я бросил ему костыли.
Мне кажется, что, если ты покрепче стиснешь зубы, то сможешь идти, опираясь на них!
— Я не могу встать…
— Подожди, я помогу тебе!
Я развернул нейлоновую веревку, которую предусмотрительно захватил с собой. В ней было около двадцати метров. К одному из концов я привязал деревяшку, чтобы он мог за нее уцепиться, и перекинул ему так же ловко, как и костыли.
— Теперь поставь твои подпорки, чтобы ты мог их взять, когда встанешь!
Весь сморщившись, он подчинился… Его зубы стучали в такт движениям. Их звук был слышен на расстоянии двадцати метров.
— Ухватись за деревяшку! Я буду тянуть, а ты попробуй выпрямиться!
В свои слова я вложил такую силу убеждения, что он согласился и со стоном встал. Его бедная нога висела, как сабельные ножны.
— Теперь возьми костыли под мышки, малыш, и попытайся идти…
Он прилагал невероятные усилия, пытаясь сделать то, что я сказал. Сначала он поставил вперед здоровую ногу, затем передвинул свои подпорки, но потерял равновесие и упал бы, если бы на счастье рядом не было дерева, за которое он уцепился.
— Я не могу сделать этого, Сан-Антонио! Я не могу! С меня довольно! Засади мне пулю в голову и сматывай удочки!
По его изможденному лицу ручьем текли слезы. Я почувствовал, что мне сдавило грудь. Слова застревали в горле.
— У тебя ничего не получается потому, что тебе больно… Я дам тебе пару порошков, они тебя немного вдохновят. Ты видишь, я все предусмотрел.
Я кинул Ларье квадратную коробочку с сильнейшим допингом.
— Возьми два порошка и спрячь остальные!
Он стал совсем покорным, бедняга Ларье! Он сделал то, что я ему сказал, и остановился в ожидании, прислонившись к поросшему мхом дереву. Лес уже совсем пробудился. Во все горло распевали пичуги. Солнечные пятна легли на покрытую мхом землю…
— Сан-Антонио! — пробормотал мой товарищ! — Я никогда не смогу вправить этот перелом! Ты слышишь? Никогда!
— Отчего же? Когда ты будешь здоров…
— Здоров! Не надо рассказывать сказки. Кто сказал тебе, что у них есть лекарство от этой пакости?!
— Логика!
— Не думаю, что логика поможет мне выпутаться!
Положение было безнадежным. Мы были обречены на неподвижность. Да, дело было дрянь… Еще недавно я рассуждал о чудесах, но теперь готов был взять свои слова обратно. Подумать только, мы оказались в Восточной Германии, в каком-то лесу, без всякой помощи, не имея возможности даже попросить о ней!