Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Снаряды разрывались на высоте полусотни метров и ниже. Град металлических шариков выбивал сверху минометные расчеты, издырявил мотоцикл, хлестнул по капоту бронетранспортера «Бюссинг».
В бронетранспортеры стали спешно грузить раненых, убитых, эвакуировать минометы. Но, задетый подковырками полковника, командир дивизиона не позволил своему давнему врагу, германцам, уйти просто так.
Все три орудия (батареи были неполные) обрушили на высотку шестикилограммовые фугасы. Один из них выбил колесо и смял капот полугусеничного «Бюссинга». Из горевшей машины под огнем перегружали
Т-3 пытался прикрыть отход, но фугас порвал гусеницу, и его пришлось срочно тащить на прицепе. Через четверть часа на высотке остался лишь горевший «Бюссинг», сплющенный мотоцикл и тело механика-водителя, которое не сумели вытащить из огня.
– Могешь, – только и сказал Рекунков.
– Императорское артиллерийское училище! – козырнул в ответ майор. – Учили, как положено.
Дружный отпор воодушевил людей. Раздавались голоса:
– Пусть только сунутся!
– Пушкари свое дело знают.
Соваться немцы не спешили, хотя имели приказ быстрее завершить окружение наших войск на Барвенковском выступе. Пустили в ход авиацию. Но оборону держала не одна наша дивизия, и самолетов просто не хватало. Разрывы бомб, стрельба орудий слышались со всех сторон.
На эскадрилью «юнкерсов» обрушилась четверка наших истребителей ЛаГГ-3. Превосходя пикировщиков в скорости и обладая сильным вооружением, истребители подожгли один и другой «юнкерс». Третий уходил рывками, дымя, тщетно пытаясь выровнять полет. Остальные «юнкерсы» сбрасывали бомбы куда попало и, отстреливаясь из кормовых пулеметов, тоже повернули назад. С запозданием, когда атака была уже сорвана, появились «мессершмиты». Их было шесть штук.
Наши не отступили. «Мессеры», хотя имели такую же скорость, были явно маневреннее. Они крутились, как осы, вокруг менее поворотливых «лагов» (на полтонны тяжелее «мессершмиттов»), сделанных из дельта-древесины и прессованной фанеры. Пушечные очереди разваливали их на части, и наши истребители падали градом горящих обломков. Один из «лагов» развернулся и в отчаянии пошел на таран. Пушки сразу двух «мессершмиттов» разнесли кабину и подожгли его.
Сумел вырваться из смертельного круга лишь один «ястребок». Огрызаясь остатками пуль в патронных лентах, хлестнул по фюзеляжу ближнего «мессера». Затем круто спикировал вниз и, выжимая все возможное из мотора, ушел в сторону аэродрома над самой землей.
Мы радовались победам наших истребителей и переживали, когда они, сгорая, падали на землю. Но вскоре нанесли удар по нам.
Зайцев верно предсказывал, что немецкие танки могут появиться с любой стороны. Но вначале последовал очередной авианалет. На позиции полка пикировала тройка бомбардировщиков Ю-87 в сопровождении двух «мессершмиттов». Не спеша сбросили штук шесть тяжелых бомб, килограммов по двести пятьдесят весом.
Удары были такой силы, что меня оторвало от земли на полметра и шваркнуло спиной о стенку окопа. Из ниши выпали две противотанковые гранаты, разлетелись патроны из сумки. Рядом ворочался Паша Скворцов, он разбил нос и зажимал его пальцами.
– Закинь голову назад… Платок есть?
– Откуда?
Разорвал
Но сейчас, когда шла такая бомбежка, все это казалось мелочью.
– Жив-здоров, Антон?
– Так точно, – с усилием сделал бодрое лицо сержант.
Он боялся, очень боялся. Больше любого из нас. Я уже хорошо изучил его натуру.
– Прикрой тряпкой затвор, – я кивнул на валявшийся в углу «дегтярев».
Егор Гнатенко тряс головой и хлопал себя то по одному, то по другому уху. Напарник свернулся клубком.
– Слышишь меня? – крикнул я.
– Плоховато.
– Башка целая? Дай-ка гляну.
Пронесся «мессер», следом взорвалось не меньше десятка мелких бомб. Звук от них был не слабее, чем от трехдюймовых снарядов. Посыпались комья земли. Что-то шлепнулось о бруствер. Это был кусок стабилизатора, еще горячий.
Пять немецких самолетов делали заход за заходом. Бросали небольшие бомбы, вели огонь из пушек и пулеметов. Неподалеку вскрикнул красноармеец из взвода Черникова. Его, видимо, пытались перевязать. Затем чей-то голос обреченно произнес:
– Бесполезно… дыра насквозь. Кровь уже вытекла.
По траншее шагал старший лейтенант Зайцев:
– Андрей, приводи людей в себя. Кажется, танки с правого фланга. Бутылки с КС целые?
– Целые. Мы их в тряпки завернули.
Немецкие танки ударили с тыла и правого фланга. Тяжелые Т-4 смяли взвод «сорокапяток» и принялись утюжить траншеи. Люди не выдерживали рева моторов, стрельбы и лязга гусениц, выскакивали из окопов или убегали по отсечным ходам. Многих настигали пулеметные очереди и взрывы осколочных снарядов.
За тяжелыми танками волной катились средние Т-3 в сопровождении пехоты. Первый батальон уничтожался у нас на глазах. Из некоторых окопов летели гранаты, но подбить танк гранатой не просто.
Младший лейтенант, командир взвода, сумел удержать вокруг себя полтора десятка бойцов. Пропустили через себя тяжелый Т-4 и закидали его бутылками с КС. Из горевшей машины выпрыгивал экипаж и падал под пулями.
Идущий следом Т-3 попятился. Бутылка с горючей смесью разбилась о гусеницу, не причинив машине вреда. Солдаты из немецкого штурмового отделения вели непрерывный огонь из автоматов, затем бросили в траншею несколько гранат.
Младший лейтенант, упираясь сапогом в стенку окопа, стрелял из ППШ. Свалил унтер-офицера, еще двоих солдат. Взрыв гранаты выбил автомат из рук, младший лейтенант упал рядом со своими погибшими бойцами, через минуту пришел в себя, достал пистолет и выпустил обойму в спины прорвавшимся немцам.
Бронебойщики первого батальона (их оставалось человек семь) вели огонь из ружей едва не в упор. Пробили в нескольких местах броню танка Т-3, но дымящаяся машина накрыла отделение всей своей массой, давя и смешивая бойцов с землей.