Я буду любить тебя...
Шрифт:
Сегодня она соизволила быть милостивой и любезной, и Дикон по десять раз в час соскакивал со своей кобылы, чтобы сорвать цветок, на который ему указывал ее белоснежный пальчик. Она сплела пестрый венок и надела его себе на голову; нарвала целую охапку вьюнков, свисавших с ближних веток, и перепачкала руки и губы соком ягод, которые приносил ей Дикон. Она смеялась, глядя на резвящихся белок и разбегающихся куропаток; ее смешило решительно все: индюшки, переходящие нашу тропинку, выпрыгивающие из ручьев рыбы, старый Джоком с сыновьями, переправлявшие нас на пароме через Чикахомини. Мой мушкет вызвал у нее живейшее любопытство, а когда мы выехали на прогалину и увидели сидевшего на обгорелой сосне орла, она потребовала у меня пистолет. Я вынул оружие из-за пояса, со смехом вручил его ей и сказал:
— Клянусь съесть все, что вы подстрелите.
— Пари, пари! — вскричала она, прицеливаясь. — В Джеймстауне есть торговцы мелочным товаром? Если я сейчас попаду, вы купите мне шитую жемчугом ленту для шляпы?
— Даже две.
Она выстрелила, и орел с негодующим воплем улетел. Однако два или три его пера, кружась, упали на землю, Дикон тотчас принес их ей, и она, победоносно указав на алеющие на них капли крови, воскликнула:
— Вы сказали — две!
Но вот солнце поднялось выше, и в свои права вступил полуденный зной. Интерес мистрис Перси к лесным цветам, птичкам и зверушкам мало-помалу угас, а вместо смеха мы все чаще слышали усталые вздохи. Ворох вьюнков соскользнул с ее колен, потом она сняла с головы увядший венок и отбросила его прочь. Охота говорить у нее пропала, и вскоре я почувствовал, как ее голова привалилась к моему плечу.
— Госпожа заснула, — послышался сзади голос Дикона.
— Знаю, — ответил я. — Моя кольчуга будет для нее плохой подушкой. Пригляди, чтобы она не упала с лошади.
— Тогда я лучше пойду рядом, — сказал он.
Я кивнул, и Дикон спешился и зашагал рядом с моим конем, одной рукой придерживая уздечку своей кобылы, а другой — седельную подушку, на которой сидела мистрис Перси. Прошло десять минут, из коих последние пять я смотрел не вперед, а назад, через плечо. Наконец, не выдержав, я резко окликнул его:
— Дикон!
Вздрогнув, он опомнился и густо покраснел.
— Да, сэр?
— Может быть, для разнообразия ты переведешь взгляд на меня? Скажи, Дикон, сколько лет прошло, с тех пор как в Виргинию явился губернатор Дэйл?
— Десять лет, сэр.
— По пути в Джеймстаун мы проедем по известному тебе полю под известным тебе деревом. Ты помнишь, что там случилось несколько лет назад?
— Мне этого никогда не забыть, сэр. Вы тогда спасли меня от колесования.
— Тебя уже привязали к колесу, и палач приготовился размозжить тебе кости за твое распутство, пьянство и пристрастие к азартным играм. Я упросил Дэйла пощадить тебя, наверно, только потому, что когда-то ты был помощником конюха в моей роте в Нидерландах. Но, Бог свидетель, такого, как ты, едва ли следовало спасать!
— Я это знаю, сэр.
— Дэйл не хотел отпускать тебя без наказания и решил продать в рабство. Тогда я, по твоей просьбе, купил тебя, и с тех пор ты служил мне, не слишком плохо и не слишком хорошо. Особого раскаяния в прошлых грехах я за тобой не замечал, стремление исправиться было тебе и вовсе неведомо. Как ты родился дерзким плутом, так плутом и умрешь. Но мы с тобою долго жили вместе, вместе охотились, сражались, проливали кровь, и мне кажется, нас связывает взаимная приязнь. По-своему мы даже любим друг друга. Я закрывал глаза на многие твои проступки и часто тебя выгораживал. Взамен я требовал только одного, и если бы ты мне этого не дал, я бы нашел для тебя другого Дэйла, и пусть бы он делал с тобою то, что счел бы нужным.
— Разве я когда-нибудь отказывал вам в этом, мой капитан?
— Пока нет. А теперь убери руку с седельной подушки, подыми ее и повторяй за мной: «Эта леди — моя госпожа, жена моего господина. Если я в чем-нибудь согрешу против нее, пусть Господь одобрит то, что сделает со мной мой хозяин».
Кровь бросилась ему в лицо. Пальцы, вцепившиеся н седельную подушку, медленно разжались.
— Запоздалое повиновение сродни мятежу, — сказал я. — Так что же, любезный, будешь ты подчиняться или нет?
Он поднял руку и повторил требуемые слова.
— А теперь поддерживай ее, как раньше, — приказал и поехал дальше, глядя вперед, на дорогу.
Через одну милю мистрис Перси шевельнулась и приподняла голову с моего плеча.
— Мы еще не в Джеймстауне? — промолвила она со вздохом, не совсем еще проснувшись. — О эти бесконечные деревья! Мне снилось, что я в Виндзоре [34] на соколиной охоте, а потом я вдруг очутилась в этом лесу… теперь я была лесной птичкой, вольной и оттого счастливой… Но тут на меня налетел коршун, сжал когтями — и я снова стала самой собой, а коршун превратился в… Ах, что и говорю? Это все спросонок… Слышите? Кто это там поет?
34
Виндзор — летняя резиденция английских королей. Поблизости располагался Виндзорский лес.
И правда, где-то впереди недалеко от нас звучный мужской голос выводил:
С подружками однажды Пошла я погулять, Нарвать цветочков майских, Попеть и поплясать.Вскоре деревья расступились, и мы, выехав на небольшую поляну, увидели того, кто пел эту песенку. Он лежал под дубом на мягкой травке, положив руки под голову, и глядел в летнее небо, голубеющее в просветах между ветвями. Одна нога его была закинута на другую, и на колене сидела белка, держа в лапках орех, а еще с полдюжины, словно игривые котята, сновали туда-сюда по его могучему телу. В нескольких шагах от певца паслась старая серая кляча, тощая, как скелет, с наколенными наростами на всех четырех ногах. Ее седло и уздечка висели на суку дуба, под которым отдыхал хозяин.
Тот между тем весело распевал:
Он ей в любви поклялся, Но услыхал в ответ: «Мужчины все коварны, Мужчинам веры нет!» «Откуда недоверье? — Учтиво он сказал, — Ведь ни один мужчина Тебе не изменял».— Добрый день, преподобный отец, — окликнул я его. — Сочиняете новый божественный гимн для воскресной службы?