Я буду любить тебя...
Шрифт:
Из моего окна я не мог видеть ту часть палисада, что пересекала перешеек, но я знал, что сражение — если оно состоится — произойдет именно там. Если индейцы возьмут палисад, то оставались еще дома горожан, а если возьмут и их, то останется форт — наша последняя линия обороны. Я не верил, что им удастся взять палисад на перешейке. Мы давно уже изучили их методы ведения войны: они использовали засады, неожиданное нападение и резню; когда же им противостояли значительные силы, и противостояли решительно, они тотчас отступали и удалялись в свои владения — бескрайний лес — и выжидали там момента, когда во мраке ночи они смогут опять атаковать спящих врагов.
Снова раздалась барабанная дробь, и по улице со стороны палисада на перешейке пробежал гонец.
— Они засели в лесу напротив нас, и их тьма-тьмущая, больше, чем муравьев в муравейнике! — крикнул он Уэсту, пробегая мимо. — К берегу только что прибило лодку, а в ней двое мужчин, убитых и оскальпированных!
Я повернулся, чтобы выйти из комнаты, и едва не столкнулся с идущим на цыпочках мастером Пори. Его красная физиономия была непривычно серьезна. Увидев меня, он вздрогнул.
— Стало быть, барабанная дробь подняла вас на ноги! — воскликнул он. — Вы всю ночь пролежали, как мертвец. Я пришел, чтобы посмотреть, дышите вы или нет.
— Чтобы окончательно прийти в себя, мне надо поесть, — сказал я. — Они еще не напали?
— Нет, — ответил он. — Должно быть, они знают, что мы готовы к обороне. Но они разожгли свои костры вдоль берега реки, и до нас доносятся их вопли. Посмотрим, достаточно ли они безрассудны, чтобы напасть на город.
— Жителей ближайших поселений предупредили?
— Да. Губернатор предложил тысячу фунтов табака и вечную благодарность Компании тому или тем, кто передаст им весть о нападении индейцев. Сделать это вызвались шестеро; они отправились на лодках: трое — вверх по реке и трое — вниз. Скольких они предупредили и сохранили ли при этом свои скальпы, мы не знаем. А несколько часов назад, как раз перед рассветом, в Джеймстаун в отчаянной спешке прибыл Ричард Пэйс — приплыл на веслах из Пэйсиз Пэйнза, чтобы сообщить ту новость, которую нам уже принесли вы. Чанко-христианин рассказал ему, что замыслили индейцы, и он предупредил Пауэлла с домочадцами и еще нескольких, пока греб вверх по реке.
Он замолчал, но только я собрался заговорить, начал снова:
— Надо же, все это время, покуда мы вас искали, вы были на Паманки! Выходит, что паспахеги отправили нас по ложному пути, сказав чистую правду, ибо они так истово клялись, что их вождь и лучшие воины ушли на охоту в сторону Паманки, что нам не оставалось иного, как увериться, что они отправились как раз в противоположную сторону. И в каждом племени, которое мы расспрашивали, все как один клялись, что Опечанканоу находится сейчас в Орапаксе. И вот мастер Ролф отправляется вверх по Джеймсу, чтобы найти если не вас, то хотя бы индейского императора и заставить его выдать нам тех, кто вас убил; а губернатор посылает поисковую партию на побережье залива, а Уэст — еще одну, вверх по Чикахомини. И подумать только, все это время вас прятали в той деревне у болот! А Нантокуас, после того как спас наши жизни, словно он такой же англичанин, как и мы, снова вернулся к обычаям индейцев! И ваш слуга убит! Увы, увы! На свете нет ничего, кроме невзгод и напастей! Воистину, «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх» [138] . Но человек мужественный терпит все стиснув зубы.
138
Библия. Книга Иова, 5:7.
Во всем его поведении, в том, как быстро он говорил, в беспокойных взглядах, которые он то и дело бросал на дверь, мне почудилось что-то вымученное и странное.
— Я думал, Ролф идет за мною, — сказал он, — но его, должно быть, что-то остановило. Внизу, в зале, где совещаются губернатор и те члены Совета, которые не обороняют перешеек, на столе есть мясо и вино. Давайте спустимся; вам надо поесть, а добрый херес придаст вам сил.
— Да, конечно, — отвечал я, — но по дороге в залу расскажите мне новости. Меня не было здесь десять дней, но, клянусь честью, мне кажется, что прошло не десять дней, а десять лет! Скажите, мастер Пори, никакие корабли не отплывали? «Джордж» все еще здесь?
Я посмотрел ему прямо в глаза, ибо внезапная догадка о возможной причине его смущения словно ножом пронзила мне сердце.
— Да, «Джордж» еще здесь, — ответил он с готовностью, в которой не было ни капли притворства. — Он должен был отплыть на этой неделе, поскольку губернатор опасался держать его здесь дольше. Но прибывшая вчера в гавань «Надежда» привезла вести, которые успокоили совесть нашего губернатора. Теперь «Джордж» останется здесь до тех пор, покуда нынешняя партия не будет доиграна, с тем чтобы сообщить в Англию имена выживших. Если эти краснокожие дьяволы все-таки нападут на город, в них полетят двенадцатифунтовые ядра из его пушек, а ведь еще есть пушки форта…
Он продолжал говорить, но я его более не слушал. Стало быть, «Джордж» так и не отплыл. Мысленным взором я снова увидел освещенную пламенем очага хижину и человека, упавшего наземь вместе с вцепившейся в него пумой. Ее когти вонзились глубоко; тот, чье лицо они изорвали, останется в своих апартаментах и гостинице, пока его раны хоть немного не заживут.
«Джордж» будет ждать его, корабль не посмеют отправить в Англию без королевского фаворита, а значит, леди, которую «Джордж» должен был увезти в Англию, все еще находится в Виргинии. Именно на это я рассчитывал, на это полагался, это было для меня крупицей утешения, страстной надеждой и опорой духа в те долгие дни, которые я провел в индейской деревне на берегах Паманки.
Душа моя скорбела по Дикону, но я мог рассказать об этом горе ей, и она будет горевать вместе со мною. Страшно и мучительно было сознавать, что как раз сейчас, в это ясное весеннее утро, кровь, пролитая в сотне домов, стекает в блистающую равнодушную реку, но была весна, и Джослин ждала меня. Я так торопился к лестнице, что когда я задал вопрос шедшему рядом со мною мастеру Пори, тот слишком запыхался, чтобы ответить на него. Наполовину спустившись, я задал свой вопрос опять и опять не получил на него ответа, кроме: «Ох, вы идете слишком быстро для моего возраста и комплекции. Идите помедленнее, Рэйф Перси: времени у нас предостаточно… Предостаточно!»
Мне не понравился тон, которым он сказал эти слова, потому что в нем мне послышалось что-то похожее на жалость. Я было посмотрел на него, сдвинув брови, но мы уже спустились в приемную, и через открытую дверь залы я мельком увидел женскую юбку. В приемной было людно, но все, кто там был — слуги и гонцы, — расступились перед нами. При этом они глазели на меня и шушукались. Я знал, что одежда моя изорвана и испачкана грязью и кровью; и когда мы на мгновение остановились перед растворенной дверью, мне вдруг явственно припомнился тот день на лугу, где поселенцы сговаривались с девушками, когда я попытался кинжалом соскрести болотную грязь с моих сапог. Я посмеялся тому, что мне не безразлично, как я сейчас выгляжу, а еще тому, что я подумал было, будто и ей не безразлично, что я неподобающе одет для визита в жилище благородной дамы. В следующий миг мы уже были в зале.