Я буду твоим единственным
Шрифт:
– Полина, ты бы не могла меня сориентировать по этим вопросам?
– протягивает мне лист с текстом. Быстро пробегаю глазами, там перечислены некоторые обязанности медсестер, все по регламенту. Эти функции мы выполняем изо дня в день.
– Что именно вас интересует?
– Как организовывается работа. Кто это делает. В какое время. Бывают ли сбои.
Я киваю и начинаю рассказывать. Все это может сообщить ему старшая медсестра, да и, если уж на то пошло, зава по травме данная информация касается едва ли. Если он начнет лично контролировать подобные нюансы, ему
Но кажется, Илья Викторович просто знакомится с персоналом. Слушает внимательно, одобрительно кивает.
– Еще что-нибудь?
– спрашиваю я, закончив. Совершенно серьезная, уверенная в себе. Ничего личного. Будь на его месте любой другой человек, я бы вела себя точно так же.
Мои волосы туго связаны на затылке, из одежды сегодня - нежно-розовая роба по размеру. На лице ноль косметики.
Он смотрит на меня. Я невольно увлекаюсь и начинаю считать крошечные мимические морщинки у его глаз, рассматриваю залом между бровей, который стал глубже, чем я помнила.
Как всегда, короткая стрижка, открытый, умный, пытливый взгляд. На него, этот самый взгляд, я и купилась семь лет назад, обратив внимание на симпатичного парня в тиндере. Наврала про возраст, будто я старше, и затеяла диалог. Опускаю глаза и натыкаюсь на его руки. Крупные ладони, длинные ровные пальцы. Костяшки пальцев в белых шрамах после операций. На чуть смуглой коже эти штришки особенно заметны. Я вскидываю глаза, категорически запрещая себе чувствовать вину.
Я не хотела ему зла. Я просто его любила так, как только умела в те годы.
– Еще что-нибудь, Илья Викторович?
– повторяю вопрос нейтральным голосом.
– Спасибо, Полина. Только один момент. Я хочу сразу прояснить, что, несмотря на наше с тобой прошлое, я бы хотел, чтобы в больнице мы придерживались субординации и нейтрального отношения друг к другу. Как бы там ни было, здесь главное - пациенты.
– Илья Викторович, вы думаете, я вам планирую истерики устраивать?
– надеюсь, искреннее недоумение в моем голосе хотя бы немного поцарапает его отполированную самооценку.
У самой поджилки трясутся, но на лице по-прежнему ноль эмоций.
– Не хотелось бы, - склоняет голову чуть набок, как делал это раньше. Хмурится.
– Я надеюсь на четкую продуктивную работу.
– Не беспокойтесь по этому поводу. Я успешно перелистнула ту страницу. Мы были молоды, наломали дров. Я уже давно совсем другой человек.
– Вижу. И горжусь тобой.
Тамара Витальевна права, какой же скотина! Гордится он!
– Я сама собой горжусь, Илья Викторович, - киваю я.
– Вы тоже молодец. Отличное место, и все это в тридцать пять лет. После серьезной травмы. Головокружительный успех.
– Разрыв нам обоим пошел на пользу.
– Именно.
Я поднимаюсь с места и иду к выходу.
– Полина, - окликает он меня, когда я уже у двери. Каким-то другим тоном. Не деловым. Не как зав медсестру, а как мужчина женщину.
Я спиной к нему стою. Жутко! Стра-ашно! На мгновение мне кажется, что он сейчас подойдет, закроет дверь, прижмет меня к стене. Боже, я метр семьдесят пять ростом, далеко не дюймовочка, но он-то вообще под два метра!
Я почти чувствую запах его тела. Крестик, что болтается под моей робой, начинает гореть. Я планировала его снять перед сменой, чтобы Ветров, не дай бог, не увидел, что я все еще ношу его подарок. Но за эти годы я так сильно привыкла к этой детали своего образа, относилась к кусочку металла как к талисману, что не решилась. Талисман для меня намного важнее того, что может нафантазировать себе новый зав отделения сочетанной травматологии. Я больше не стану ничего в себе менять во имя этого мужчины.
– Что?
– оборачиваюсь.
– Позови ко мне Веру.
– Конечно.
Я была права, Ветров знакомится с персоналом, хочет составить личное мнение о каждом медике, начиная с хирургов и заканчивая санитарками. Ну что ж. Я здесь работаю три года, посмотрим, насколько хватит его. Не зря должность считается проклятой.
Впрочем, я довольна, что мы выяснили отношения, теперь можно продолжать спокойно работать.
– Полина, иди мойся. В шестую операционную, - говорит мне старшая медсестра, едва я захожу в нашу комнату.
Киваю и выбегаю в коридор. К черту личное, меня ждет работа.
Вечером в магазине на меня косо смотрит женщина. Все потому, что я засмотрелась на ее мужа. Раньше со мной такого не было, но спустя три года работы я начала замечать своих пациентов на улицах, в магазинах и даже однажды в спортзале!
Не часто, конечно. Но иногда... Впервые я увидела молодого парня, который шел в обнимку с девушкой по набережной. Ему было всего семнадцать, его рука покоилась на ее заднице, девица звонко смеялась. Весело и непринужденно.
Меня как громом поразило! Этого парня пару лет назад доставили к нам в тяжелом состоянии. Наша бригада справилась блестяще. И вот он гуляет по городу с любимой, смеется. У него вся жизнь впереди! Сегодняшний мужчина в супермаркете — это пятый такой случай.
Заметив странный взгляд его жены, я быстро отворачиваюсь, но улыбку побороть не могу. Нас, богинь оперблока, пациенты в лицо не знают. Мы не ставим им капельницы, не раздаем градусники и таблетки. Чаще всего, когда пациенты попадают в нашу обитель, они без сознания.
Но мы их помним. Не всех, конечно. По-разному бывает.
На телефон падает сообщение. Я снимаю перчатку, сую ее в карман пальто.
– Газзи, еще пять минут - и домой. Холодина адская!
– кричу я Газировке.
СМС от Веры.
«Поль, Сережа снова спрашивает о тебе». Следом Вера присылает мне скрин ее переписки с одноклассником, который однажды увидел нас в кафешке, присоединился и... запал на меня.
Я честно собиралась сходить с ним на свидание множество раз! Но все время не получалось. То сил не было после смены, иногда я весь следующий вечер просто туплю в социальных сетях, не желая никого видеть. То он схватил грипп. Потом я сидела с Ниной, Мия просила присмотреть за дочерью.