Я буду ждать тебя
Шрифт:
И почему мужики думают всегда членом, а не мозгами? Как кровь к этому органу прильет, так он становится самцом в брачный период, готовым трахать все, что движется, а на последствиях в такие ответственные моменты им совершенно плевать, другие же все будут расхлебывать. В данном случае сестра Олега Зотова — Видана, будет сидеть с его несостоявшейся любовницей в Париже и следить за ее состоянием, на которое ей насрать. Хотела бы быть настоящей матерью, не стала наркотики принимать и алкоголем травить ребенка.
— Я просто развлекалась немного со своими друзьями, — начинает оправдываться Моник, чуть ли не падая на пол. Надо ее срочно посадить на диван, а-то свалится на пол и обязательно голову себе разобьет. — А ты, Зотова, нам… Ай! — сгибается пополам, схватившись за живот, и кричит нечеловеческим голосом, словно ее ножом режут. — Как больно! Ааааааа! — падает на колени, раскачивается из стороны в сторону и к себе не подпускает. Едва я делаю попытки поднять ее, как матерится и руками размахивает, будто бы я ей могу навредить. Да только видит Бог, добра лишь ей желают.
— Это все из-за чертова ублюдка, что в животе моем сидит. Из-за него так страдаю, — еще больше корчится, кусает губы до крови, а потом и вовсе заваливается на бок и теряет сознание.
Не раздумывая, достаю из сумочки, которую оставила в коридоре мобильный телефон, вызываю скорую помощь, все время поглядываю на лежащую на полу Моник. Затем иду за ее документами в комнату, открываю верхний ящик стола и нахожу нужные бумаги. Звуки подъезжающей машины раздаются на улице, а значит, за девушкой уже приехали. Тут думают о жизни и здоровье людей, быстро на помощь приходят, не успеешь им позвонить.
Не проходит и пяти минут, как в квартире появляются двое молодых людей в белых халатах, которые пристально осматривают помещение, потом оба опускаются на колени перед неподвижной Моник. Один из них ощупывает ее пульс, другой поворачивается ко мне и просит собрать все документы, чтобы следовать за ними. Чисто машинально размахиваю ими перед его лицом, находясь в какой-то прострации. Будто бы не я вызвала врачей, а посторонние люди, и теперь не совсем понимаю, что им от меня нужно. Да только фраза «открылось кровотечение» заставляет меня в движение прийти и бежать по лестнице вниз за парнями, размещающими носилки с Видаль в своей машине.
В очередной раз смотрю на настенные часы в коридоре, ожидая доктора Клода, к которому попала Моник некоторое время назад. Именно он спрашивал у меня про образ жизни девушки, так как явно видел ее состояние. То ли под кайфом, то ли под алкоголем. К тому же он был крайне расстроен, что при беременности он так себя вела, не заботилась о ребенке в животе, не следила за своим питанием. Он даже меня отчитал за недосмотр, из-за чего еле в руках себя сдержала, чтобы ему не нагрубить. Да кто он вообще такой, что может так со мной разговаривать? Толком не известна этому мужчине вся ситуация между мной и Моник, а он уже делает поспешные выводы, что я могу быть во всем виновата. Чертов докторишка, получивший диплом явно где-то в метро. А как косился на меня, когда уходил дальше по коридору, словно мысленно всего самого плохого желал.
Еще раз гляжу на время, отмечая про себя, что прошло уже полчаса, а мне никто ничего не говорит. Поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать из стороны в сторону, чтобы совсем с ума не сойти. Внутри образуется плохое предчувствие, беспокойство обретает огромную силу, да и потрясывать начинает. Мне нужно узнать, что там происходит, почему все так долго. В порядке ли ребенок? Или же Моник его потеряла? При мысли о выкидыше даже слезинки не роняю, просто немного грустно становится в этот момент, но полного расстройства совершенно нет. Быть может, гадко так думать, но такое развитие событий даст мне определенную свободу. Видаль перестанет быть обузой, брат наконец-то перестанет лезть в мою собственную жизнь. Я стану принадлежать сама себе.
— Мадемуазель Зотова, — голос медсестры, что когда-то исчезла в коридоре больнице вместе с доктором Клодом, раздается прямо рядом со мной. От неожиданного испуга дергаюсь в сторону, выдыхаю от облегчения и смотрю на эту уже не молодую женщину.
— Моник Видаль… — даже не извинилась за свое появление черта из табакерки, — потеряла ребенка. У нее случился выкидыш, из-за чего открылось внутренне кровотечение. Мы смогли его остановить, но пациентке необходимо какое-то время побыть у нас. Если хотите, можете ее навестить, так как она потребовала у доктора вас пустить для разговора. Только не очень долго. Она еще слишком слаба.
Вот оно то самое облегчение, про которое я думала несколько минут назад. Нет ни разочарования, ни боли от потери племянника или племянницы, ни слез. Просто внутри образовалась какая-то пустота, своеобразная черная дыра, куда попадают все мои эмоции в данный момент. Есть лишь осознание того, что Моник теперь не моя проблема. Пусть продолжает дальше гробить свою жизнь, я же начну двигаться вперед уже без нее. Может, со стороны кажусь безжалостной сукой, не расстроившейся из-за ее выкидыша, но мне стало так легко после слов медсестры. Как будто ничего особенного в жизни не произошло, обычное событие. Да и вряд ли Моник будет в слезах по постели метаться, плача по нерожденному ребенку. Уверена, если бы тут разрешали курить или выпить, она уже давно праздновала радость для себя.
Открываю дверь палаты, около которой остановилась женщина, и захожу внутрь. Тут же в глаза бросается Моник Видаль, полусидя расположившаяся на кровати и смотрящая в упор на меня. Готова поклясться, что в ее глазах смешинки застыли, она в восторге от своего освобождения. Прохожу немного вперед, разглядывая девушку. Бледная, с осунувшимся лицом, с синяками под глазами, она словно на ведьму из страшных сказок похожа, не хватает еще темной одежды и черного кота рядом. Губы синие, волосы в полнейшем беспорядке, но вот улыбка просто голливудская. Как будто Моник на ковровой дорожке перед фотографами остановилась, и начала им позировать для лучшего ракурса.
— Радостно тебе, да? — решаю первой начать разговор, иначе долго тут могу проторчать под ее насмешливым взглядом. — Потеряла ребенка из-за своей же безрассудности, а теперь…
— Не строй из себя ангела, Видана, — тут же перебивает, взмахнув рукой как обычно делают это героини в моем любимом турецком сериале «Великолепный век». Они там так постоянно чей-то поток слез останавливают. — Мой выкидыш тебе тоже на руку сыграл, как и твоему братцу, что теперь может жить спокойно со своей любимой девушкой, — выплевывает эти слова, как яд в атмосферу, сразу же все вокруг отравляя. Наверняка, тут нужно обслуживающему персоналу все очень долго выветривать. Самая настоящая змея лежит на больничной койке. Нормальный человек с ней не продержится в одном помещении и пяти минут, боясь быть укушенным, а у меня на нее особый иммунитет.