Я был готов любить весь мир
Шрифт:
С трудом откинувшись, он обессиленно упал на спину и притянул рукой её к себе. Она прильнула, прижавшись к его груди в усталом упоении. Ах, как хотелось закрыть глаза и уснуть, вот так, вместе, и забыть обо всём! Но нужно было вставать и спешить в этот суетный мир с его заботами и проблемами, ждущими за порогом. Лиза, помня об этом долге, зашевелилась, пытаясь встать и стряхнуть с себя сладостную дремотную негу. Но Игорь, не желая отпускать, властно привлёк её к себе.
– Пожалуйста! – взмолился он ласково. – Ещё чуть-чуть, совсем немножко! Просто полежи со мной!
Не в силах
– Хорошо, – ответила она, – но совсем чуть-чуть!
Было так хорошо… Так спокойно… И за окнами тихо шумел город. Он словно океан – большой, огромный – всё что-то рокотал и рокотал своё! А они, словно два зачарованных странника, грелись на крошечном островке в лучах счастья и всё плыли и плыли куда-то в райские земли…
Лиза вдруг услышала, как плачет ребёнок. По привычке она вскочила и бросилась в темноту. Запутавшись в простыне, чертыхаясь, упала. Раздражённо позвав мужа, гневно спросила:
– Кто выключил свет, чёрт возьми?
Проснувшись от крика Лизы, Игорь, ничего не понимая, сел в постели.
– А его никто не включал, – хмурясь, в темноте сказал он.
Вздрогнув от его голоса, она, испуганно озираясь, спросила шёпотом:
– Игорь? Ты что здесь делаешь?
– По-моему, мы оба здесь! – констатировал он факт.
– Где «здесь»?! – ещё больше испугалась она. – О нет! – всхлипывая от отчаянья, простонала, осознавая, что случилось. – Мы уснули! Господи! Господи! Господи! – несчастно шептала сквозь слёзы, пытаясь собрать свои вещи.
– Лизонька, милая, не убивайся так! – Игорь, поняв наконец, что произошло то, чего не должно было случиться, соскочив с постели, помогал ей собирать вещи, сам чуть не плача от осознания своей вины и жалости к ней. – Может, всё ещё обойдётся! – уговаривал он.
– Что «обойдётся»?! – в отчаяньи с упрёком вскричала она. – Ты что, не понимаешь?! Уже ночь за окном! – бросила она словно обвинение, продолжая бурчать, спешно натягивая на себя собранную одежду. – Ребёнок не кормленный, няню давно пора было отпустить. И муж в это время уже всегда дома. Что мне теперь прикажешь делать?! Как я объясню всё это?! Где я могла быть до сих пор?! Уснула в магазине?! Или в такси?! А как ты мог уснуть?! – обвиняя, она сорвалась на крик, разрыдалась. – Как я могла уснуть?!
– Лизонька, солнышко, ну подумай, – пытаясь её утешить, уговаривал он, поспешно пытаясь надеть брюки, – если б дочка проснулась, няня непременно бы позвонила, ведь так? Ты бы услышала телефон и проснулась. А ведь она не звонила? И если б ей нужно было уже идти, она бы тоже напомнила. Значит, ещё не настолько поздно. Просто темно. Но ведь сейчас зима. Темнеет рано. И к тому же твой муж, если б уже пришёл и не застал тебя дома, тоже бы позвонил. Он ведь всегда так делает, чтобы узнать, где ты и когда будешь. Вот видишь, дорогая, всё не так страшно.
С надеждой посмотрев на него, она метнулась к телефону как к спасательному кругу утопающий, поспешно вытаскивая его из сумки трясущимися руками, неловко выронила, но успела увидеть – ЗВОНКОВ НЕ БЫЛО! Счастливо рассмеявшись, бросилась Игорю на шею, стала порывисто, благодарно целовать его.
– Игорёчек, какой же ты умный! Прости меня, хороший мой! Прости меня, дурочку!
– Я и не думал сердиться, лапушка. Я сам испугался, знаешь, как? – В ответ он нежно покрывал её лицо поцелуями. – А знаешь, – сказал он с грустью, вдруг посерьёзнел и отстранился, – ты прости меня, конечно, но я был бы рад… если бы всё наконец прекратилось! – словно боясь, что не решится сказать или она его остановит, выпалил он на одном дыхании.
– Что «прекратилось»? – боясь услышать ответ, настороженно спросила она, замерев, опустила глаза, боясь смотреть на него, в эти родные любимые строгие сейчас глаза, внутри у неё всё томительно сжалось.
– Эта ложь прекратилась, и твой муж узнал о нас, потому что… я не могу так больше!
Последние слова, она чувствовала, он выговорил с большим трудом. Ему было больно.
– Ты с ума сошёл, да?! – яростно вскрикнула она, пытаясь злостью, словно щитом, прикрыть свою боль.
– Лизонька, милая моя, хорошая, ну не злись, пожалуйста! Я знаю, я всё помню, мы обговаривали это.… Я обещал тебе, что никогда не стану затрагивать эту тему – твою семью и мужа… Но ведь всё изменилось, милая моя, и я… Я так люблю тебя! И не могу, просто не в силах отпускать тебя, зная, что ты идёшь к нему…
– Он, как ты выразился, мой муж! И ты правильно подметил, что обещал никогда не говорить ни о моём муже, ни о моей семье…
– Я знаю, Лизонька, знаю… И раньше меня даже устраивало, что ты замужем…
– Да уж, ты ведь не любишь серьёзных отношений, к жизни относишься легко, не терпишь никаких обязательств, – язвительно заметила Лиза, закончив одеваться. Резко встав, она прошла в ванную, к зеркалу. – Именно это мне понравилось в тебе, когда я согласилась на наши… отношения.
– Я знаю, лапушка моя, ну не загораживайся от меня стеной отчуждённости, прошу тебя! Всё ведь теперь изменилось!
Лиза вопросительно вскинула брови, подкрашивая губы помадой. Воодушевлённый её молчанием, Игорь продолжил:
– Лапушка, Лизонька, ты ведь не будешь отрицать, что теперь это не просто страсть?
Я люблю тебя, и ты, я чувствую, тоже любишь меня!
Женщина, вздохнув, грустно улыбнулась своему отражению.
– Я люблю заниматься с тобой любовью, Игорь, – жёстоко уточнила она. – И меня всё устраивает! Я не хочу ничего менять! – сказала твёрдо, хотя на душе у неё кошки скреблись, разрывая её сердце тоской невозможности что-либо изменить.
– Зачем? Кого ты хочешь обмануть? – жалобно спросил Игорь. Казалось, он вот-вот расплачется, как мальчишка.
У Лизы болезненно сжалось сердце, но она, собрав волю в кулак, сказала:
– Я люблю своего мужа! И свою семью!
От сдерживаемых эмоций голос её звучал иронично и как-то холодно. Игорь испугался, почувствовал, что у него просто выбили почву из-под ног. Его прошиб холодный пот. Он понял, что, если будет настаивать, может потерять её прямо сейчас. Навсегда!
– Лизонька, ну неужели ты, правда, вот так вот относишься ко мне?! – В его голосе было столько боли, столько отчаянья, что ей пришлось ухватиться за край раковины, чтобы удержаться и не броситься к нему в объятия, моля о прощении.