Я был на этой войне
Шрифт:
Там с комбатом второго батальона у нас состоялась продолжительная беседа, в ходе которой, он подробно рассказал, при каких обстоятельствах ее задержали. Попутно показал карту, которая была у Хавы. Наша обычная карта Генерального штаба, вот только еле различимыми точками — иголкой — была нанесена подробная дислокация нашего КП, САУ, первого, второго батальонов. Комбат поначалу не обратил внимания на крошечные точки, посчитал, что женщина просто подобрала карту где-то, вот и оставил ее себе. Наносила она обстановку сама, или была просто связной — так и осталось неизвестным. Но я торжествовал. Я оказался прав во всем. Сан Саныч и Юра поверили женским слезам, хотя ее никто не пытал, не насиловал, я сам бы этого
Выпив еще с комбатом, я попросил, чтобы он мне показал бойцов, которые задержали Хаву, и позволил с ними побеседовать. Игорь показал двух солдат, которые находились на оконечности левого фланга. Я пошел к ним, а начальник разведки принялся изучать с комбатом комбинацию точек на карте, ища что-нибудь, указывающее на авторство.
Пройдя по окопу, я подошел к солдатам, внимательно наблюдавшим за местностью:
— Здорово, мужики!
— Добрый день.
— Здравия желаю, товарищ капитан.
— Ты меня знаешь?
— Так точно, мы с вами на Минутке рядом окапывались.
— Точно-точно, вспомнил. Мужики, закуривайте, — я протянул им сигареты, — и расскажите мне, как вы утром подругу поймали.
— Стоим мы, тихо, туман, внимательно слушаем. Видимость не больше метра. В такую погоду подползешь и не заметишь. Зато звук хорошо слышно. Слышим вроде как легкие шаги.
— Точно, легкие: когда кто-то из наших в ботинках или в сапогах топает, то слышно далеко, а тут звуки вроде шороха. И в разрыве тумана видим тень. И двигается очень быстро, мы так не умеем, и почти бесшумно. Мы и кричим, все как обычно: «Стой! Пароль! Лапы в «гору», мордой на землю!» Подходим — баба.
— И ничего такая, смазливая. Она нам давай глазки строить, и говорит, что пропустите, мол, меня, а я с вами прямо сейчас и рассчитаюсь. Время было часов семь утра. Мол, никто и не заметит.
— Ну, и как, мужики?
— Нет, товарищ капитан, мы ее пальцем не тронули. Только когда мы ей отказали, она начала кофту как-то дергать, тут я ей и в ухо приложил.
— Прикладом?
— Да это же баба. Череп лопнул бы. Был бы мужик — тогда другое дело, а так с нее и кулака хватило. Кофточку рванули, а оттуда пистолетик вроде детского вывалился. У генерала такой видел.
— ПСМ?
— Да. В сумке у нее бинты, вату нашли, а за подкладом сумки карту. Посмотрели — чистая, мы ее комбату отдали.
— А что-нибудь не так? Надо было ее на месте кончить? Или отпустить?
— Нет, ребята, все в порядке. Вы все правильно с делали.
— Смотри, куст шевелится!
И точно, примерно в ста пятидесяти метрах от нас со стороны противника шевелились кусты. Присмотревшись, увидели, что группа пехоты порядка двадцати человек ползет в нашу сторону. Ближе подпускать их было опасно. Мы тут же открыли огонь из автоматов. У бойцов на бруствере стоял автоматический гранатомет АГС-17. [16] Я сел за него. Примерно, на глаз, выставил сектор обстрела, Он бьет по площадям, в определенном ему секторе, укладывая гранаты в шахматном порядке. Как только мы начали обкладывать духов, они поняли, что обнаружены и также начали нам отвечать. До наших было метров триста, и они уже спешили к нам на помощь.
16
кодовое наименование — «Пламя»
Духи решили поддержать своих минометном огнем. Первые мины разорвались далеко у нас за спинами. Затем помню только яркую вспышку и все… Звиздец!!! Если кто рассказывает, что у него за секунду пронеслась вся его жизнь, то передо мной ничего не проносилось. Просто вырубился, как будто умер. Ничего не чувствовал. Звиздец полный — конец всем мечтам, чаяниям. Финиш.
Через некоторое время очнулся на дне окопа, хотя до этого сидел у гранатомета, на бруствере. Держусь за голову, правый глаз не видит, отнимаю руки, они все в крови. Башка разламывается, каждое движение причиняет дикую боль. Правая нога тоже болит. Превозмогая боль, опускаю глаза и аккуратно щупаю ногу. На месте. Тут кто-то сдирает с меня шапку: блядь, больно же. Это один из бойцов, что был со мной. В ушах ватная пробка, почти ничего не слышу, очередная контузия. Перевязывает меня. Очень бережно щупаю правый глаз — на месте, но почему не вижу?
Пока боец не очень-то вежливо начинает меня перевязывать, слышу треск автоматов. Отталкиваю солдата:
— Иди, я сам справлюсь.
Боец понятливо кивает головой, поднимается в рост и стреляет. В окоп летят дымящиеся гильзы от его автомата. Я кое-как замотал бинт вокруг головы, свободным концом протер правый глаз. Видит, просто кровью залило. Шатаясь, поднялся на слабых ногах. Когда вставал, заметил, что в окопе неподалеку лежит солдат. Верхней части черепа у него не было, срезано, как острым топором. Кремово-серая масса его мозга была разбрызгана по окопу, рядом лежала верхняя часть черепной коробки с остатками скальпа. Значит, мне еще повезло. Посмотрим, что дальше доктора скажут.
Не было никаких эмоций, за происходящим наблюдал как бы со стороны. Было только жаль, что так мало сделал, что еще молодой, и мог бы сделать больше. Страха перед смертью не было никакого — уже так давно смотрю ей в глаза, что привык. Ну, значит, пришел и мой черед. Но почему тогда не сразу? Без боли, мучений, прилетело и вот так, как этот боец, с которым я лежал под обстрелом на Минутке, я бы лег рядом? Почему? Или еще не время?
Уцелевший боец стрелял из автомата, я подобрал с бруствера свой и тоже присоединился. Думал, что прошло много времени, но, судя по тому, как быстро к нам приближалась помощь, я лежал без сознания не более трех минут. Повязка постоянно пыталась свалиться, я стрелял, правый глаз опять стало заливать кровью. Перекинул автомат с правой руки в левую. Непривычно. Стал стрелять из подствольника. Поначалу смотрел, куда падают гранаты, но это было долго, и каждый разрыв капсюля-детонатора причинял раненой голове нестерпимую боль. И поэтому я стрелял в сторону противника не глядя, механически вставляя гранату и нажимая на спусковой крючок. Заталкиваю следующую. Кто-то положил руку на плечо и попытался вынуть автомат из рук. Я дернулся и, задрав голову (кровь начала заливать и левый глаз), увидел Игоря — комбата.
— Все, Слава, все. Мы отбили их, — с трудом услышал я.
— Давай, садись, мы тебя перебинтуем.
— Игорь.
— Да, Слава.
— Передай Юрке, что она «духовка». Что она лазутчица. Передай обязательно. Обещай.
— Обещаю, Слава, и карту отдам. Разведчики посмотрели. Там нанесена обстановка моего батальона и КП бригады очень подробно. Ты был прав, что она гадина.
— Игорь! Она — «духовка»! — в тот момент я был счастлив, что оказался прав.
Мне хотелось только одного: чтобы — если я помру и не доеду, — передали всем, что они не правы, они отпустили врага. Хотели мне вколоть ампулу с промедолом, я отказался:
— Нет, мужики. У меня с собой есть документы, вот когда я их передам Юре, тогда, пожалуйста, колите хоть цианид, а пока — везите на КП.
— Тебя к медикам надо.
— Это потом. Вначале на КП. Если не доеду, то передайте Юре, что она «духовка», это стало моей идеей фикс.
Меня погрузили на БМП, дали офицера в сопровождение и повезли. Разведчики уехали чуть раньше, до начала атаки, карту взяли с собой. Пока везли, меня пару раз рвало, и от тряски я терял сознание. Добрались на КП. Меня тут же внесли в зал для совещаний.