Я - Даго (Dagome Iudex - 1)
Шрифт:
– Разве неизвестно тебе, что я сам из рода Нибелунгов, а каждый член нашего рода омылся кровью дракона, что сделало его нечувствительным к ранам? Разве не видишь ты на мне пояса с золотыми оковками - пояс королевы Брунгильды? Или же показать тебе свой перстень, приносящий удачу в бою, что принадлежал ей же?
Подобные хвастливые речи считались перед боем проявлением изысканности и хороших манер. Соперники таким образом желали поднять себе цену в глазах собственных, противника и зрителей.
– Я, Даго Господин, ношу меч, заклятый Одином. Если вытащить его из ножен, кто-то из нас падет трупом!
– Это ты будешь трупом!
– взревел Зигфрид
Они вышли на замковое подворье, где ноги до щиколоток тонули в навозе.
– Будем драться пешими или конными?
– задал вопрос Даго, с отвращением глядя на красные свои сапоги, заляпанные навозом.
– Пешими, собака!
– проревел Зигфрид оскорбление.
– Твой перстень и пояс я брошу под ноги Людовику. А замок все твое имение с землями заберу себе, вместе с титулом графа, который получу от него же, - заявил Даго.
– А вот что мне достанется с победы, если расколочу я твои золоченые панцирь и шлем?
Снял тогда Даго с себя белый плащ и отдал его одному из ромеев. Потом снял он с себя позолоченный панцирь, шлем тоже отдал.
– Становись на бой с сыном великана!
– воскликнул он, чувствуя, как вздымается в нем желание драться и воля к победе.
– Поосторожней, недомерок!
– пронзительно заорал Зигфрид и, подняв меч, бросился на Даго6 который даже не успел еще вытащить из ножен свой меч Тирфинг.
Щит выдержал удар франкского меча. Даго отпрыгнул на три шага назад и успел выхватить меч. В зимнем, кроваво-закатном солнце, клинок Тирфинга вспыхнул, будто залившися немедля кровью. Повсюду, куда падал отблеск Тирфинга, казалось, кровь льется потоком.
Вид этот на мгновение ошеломил Зигфрида. Теперь уже ударил Даго. Но Нибелунг инстинктивно прикрылся щитом, который застонал будто треснутый колокол и распался на две части. Зигфрид опять сделал замах своим мечом, что был намного длиннее Тирфинга, и вновь глухо откликнулся щит Даго. Движения спала ускорились: меч, могло показаться, подобно кровавому отблеску солнца, висевшего у них над головами, окружал Зигфрида со всех сторон. И вдруг, когда барон чуть наклонился, делая для своего меча чуть больший замах, Даго подскочил к нему и одним ударом снес голову.
Пронзительно вопя сбежали в замок полуголые девицы, что вышли на подворье, чтобы поглядеть на поединок. Соседи Зигфрида тут же вскочили на своих лошадей, решив, что товарищи Даго тут же начнут расправу и с ними. Они удрали через порушенные ворота на покрытую льдом реку Боду. Даго нагнулся над трупом, расстегнул на нем пояс и стянул с пальца Зигфрида золотой перстень Нибелунгов, Потом он презрительно сплюнул, увидав, что лицо барона погрузилось в навоз.
– Все слыхали, как человек этот назвал меня собакой и недомерком! закричал он, все еще пылая ненавистью к Зигфриду.
– Теперь вы и сами смогли убедиться, что я из рода великанов, потому что лишь великан может поразить Нибелунга!
Воины, которых Людовик предоставил Даго, скрылись в глубине замка. Даго не желал оставаться здесь даже на мгновение. Он вскочил на коня, а за ним и три ромея. Тевтонские воины нагнали их только через три стаи. Уже только, когда увидали они стены замка в Регенсбурге, один из них сказал:
– Господин, мы обязаны были сделать то, что было нашим правом. Замок и земли Зигфрида достанутся тебе. Мы убили его жену и всех детей, одного в колыбели. Род Нибелунгов перестал существовать - ведь если бы кто-то из них остался в живых, тебе всегда пришлось бы ожидать мести.
Не знали они, что вскоре Нибелунги оживут в песне и останутся жить в веках. Ибо лишь закрепленное в истории или песне бывает в нашем мире бессмертным.
Людовик Тевтонский принял Даго со всем почетом - в самом большом зале Регенсбургского замка, в окружении самых значительных своих придворных: палатина, мажордома, маркграфов, графов и баронов. На голове короля был "камелаукион" - осыпанная драгоценными камнями шапка - поскольку повелители франков, в отличие от императоров Ромы корон не носили. Одет он был в блистающий драгоценностями кафтан, затянутый поясом; второй пояс с ножнами меча слегка спадал на бедро. Белый плащ был разрезным, скрепленный на левом плече золотой фибулой так, чтобы правая рука оставалась свободной. На руках у короля были белые перчатки.
Даго привстал перед королем на колено и положил к ногам повелителя пояс и перстень Нибелунгов. Кроме всего, он отдал ему и боевую рукавицу.
– Тебя зовут Даго из рода Спалов, - торжественно объявил король Людовик.
– Ты был воспитан при дворе императора ромеев, но ради величия имени моего сражался с моим вассалом Зигфридом из рода Нибелунгов. Ты свободный человек, и потому можешь избрать службу для меня и ради моей чести. Я титулую тебя графом и отдаю тебе все имение, принадлежавшее Зигфриду Нибелунгу, то есть, замок в Страссфурте и земли по обеим берегам реки Боде.
Сказав это, Людовик взял в руки золотую цепь с крестом и одел ее на шею Даго. Присутствующие же в зале тевтонские дворяне ударили мечами о щиты в знак того, что соглашаются с титулом и правами новоиспеченного графа.
В тот же вечер в покоях Даго появилась монастырская прислужница и передала ему просьбу Альбегунды приехать к ней в аббатство. Он отправился туда верхом, в полночь перед ним открыли калитку, после чего монашка с закрытым капюшоном лицом провела его в келью аббатисы.
Даго очутился в комнате, выстланной коврами и вышитыми подушками, с покрытым медвежьей шкурой ложем. Перед ним стояла Альбегунда - только уже в новом своем воплощении, не в монашеской одежде, но в костюме богатой придворной дамы: на кафтан с широкими рукавами был наброшен тяжелый от золота и драгоценных камней широкий плащ, богатый пояс подчеркивал талию. На рыжеватых волосах женщины сияла диадема из золота и каменьев. Грудь была покрыта ожерельями и подвесками. Никогда еще Даго не видал ее столь красивой, к тому же от горящих восковых свечей в келье было светло как днем. Он привстал перед Альбегундой на колено, будто перед королевой, и низко склонил голову, а она, радостно смеясь, подняла его на ноги и подвела к столу, где на золоченых тарелках лежало холодное мясо, а в кувшинах стояло вино.
– Теперь ты граф и останешься в нашей стране. Именно этого я и желала, поскольку не смогу выдержать мысли о расставании. Мне не хотелось бы, чтобы ты возвратился в Новую Рому, - сказала она, целуя Даго в губы.
Вообще-то Даго получил от Мелейноса разрешение перейти на службу к Людовику Тевтонскому. Сейчас, уже как графу, у него был более легкий доступ к делам королевства франков и к личности Карломана. Ему нравилась Альбегунда, но где-то в глубинах души оставалась и память о великих деяниях, для которых был он рожден. "Книга Громов и Молний" учила, что искусство любви служит повелителю не только для наслаждения. У настоящего повелителя не может быть иной любовницы кроме власти.