Я дам тебе крылья

Ускова Нелли

— Конечно, буду! Я буду ужасно скучать, но если я буду каждый день видеть, как ты грустишь из-за того, что теряешь что-то важное, дорогое для тебя, мне будет ещё хуже от этого. Сейчас легко поддерживать отношения, я в любой момент могу позвонить, связаться с тобой. Всё будет хорошо, не переживай из-за этого, – успокаивал он.

После их разговора Юле стало спокойней и легче на душе.

32.

Долгое время они ехали в молчании. Пётр сосредоточенно вел машину, иногда бросая взгляд на девушку, а Юля с интересом разглядывала мелькающий пейзаж за окном – море, горы, курортные города. Заметила над морем летящий самолёт, оставляющий на ясном небе белую полосу, и задумалась о лётном прошлом Петра.

— Сложно быть пилотом? – с интересом спросила она. – Не страшно?

—

Мне было совсем не сложно и не страшно, я очень любил летать. К пилотам предъявляют очень много требований, – спокойно отвечал Пётр, покосившись на Юлю.

— Мне кажется, это такая сложная профессия, – задумчиво произнесла девушка.

— Всему нужно учиться, а быстро можно научиться только через практику, – пожал плечами мужчина.

— Нежели тебе ни разу не было страшно? Ты никогда не попадал в какие-нибудь экстремальные ситуации? – расспрашивала Юля.

— Один раз было очень страшно, когда мы попали в авиакатастрофу, – Пётр стал серьёзен и нахмурился.

— Расскажи мне, – попросила девушка.

— Чтобы стать пилотом, нужно налетать определённое количество часов. Бывшим военным лётчикам проще переучиться на гражданскую авиацию, уже есть часы, лётный опыт. Мы с моим другом Игорем, я после первого курса лётной школы, он – после второго, оба бывшие военные лётчики, и нам разрешили коммерческие полёты. Максимальное количество часов можно налетать где-нибудь в Африке или Азии. И мы на лето решили устроиться в Африку, нас, конечно, взяли с распростёртыми объятиями, но условия там жуткие. Самолеты старые, иногда списанные ещё в СССР. Там каждый полёт – это риск, но мы были полны энтузиазма, особенно я, – Пётр печально вздохнул. – Летали на грузовых ИЛ-ах и маленьких АН-ах и не знали бед, часы налёта шли, даже деньги платили, а в конце июля был один полёт в Тунис, какие-то продукты. Мы летели на Ан-2, обычный биплан. Через час у нас забарахлил двигатель – он задымился и остановился, следом система стала выходить из строя. Мы пытались его реанимировать, думали, как посадить самолет, но в районе границы Конго с Южным Суданом нос просто загорелся, мы падали. Сажать горящий самолет не было смысла, схватили парашюты и спрыгнули, пока были не слишком низко от земли, но упали мы в какие-то непроходимые джунгли, совершенно дикие. Я приземлился удачно в крону дерева, нигде не застрял, а Игорь зацепился стропами парашюта за ветку и повис на высоте. Ему пришлось прыгать, он упал и сломал ногу.

Пётр сильно нахмурился и снова вздохнул, а Юля с широко раскрытыми глазами смотрела на него и слушала. Мужчина продолжил:

— Так мы оказались неизвестно где, в непроходимых джунглях, да ещё Игорь с травмой. Тогда стало страшно, никаких средств связи, ни огня, ни еды, ни воды. Нам нужно было быстрее выбираться из леса, Игорь мучился от боли. Мы ему сломанную ногу примотали рубашками к палкам, но наступать он на неё не мог, опирался на меня и скакал. Кругом ни души, хоть бы какое племя аборигенов встретить. Потом пошёл дождь, грязь, идти невыносимо и идём неизвестно куда. Мы примерно сориентировались, в какую сторону нужно двигаться, чтобы выйти из леса. Главное идти, в надежде найти хоть какое-нибудь поселение, – Пётр бросил взгляд на Юлю, но заметив полные ужаса глаза, лишь поджал губы. – Ночью было ещё страшнее, кругом какие-то странные огни, то ли деревья, то ли дикие животные или насекомые, птицы всякие кричат. Ягоды я пробовать не рискнул, опасно, в Африке каждое второе растение ядовитое, но есть хотелось ужасно. Через сутки мы обессилили, решили отдохнуть. У меня был складной перочинный ножик, пока Игорь дремал, я поблизости надрезал все растения и пробовал их, деревья, кустарники, травы, есть хотелось дико. На свой страх и риск жевал какой-то тростник, типа бамбука, противный на вкус, но зато сочный, им же и Игоря кормил, нам нужны были силы. Я в принципе от природы вынослив, могу сутками напролет не спать, но там я выдохся и был без сил уже на вторые сутки. Немного вздремнул, и мы двинулись дальше. Питались только этим тростником. Хорошо, хоть никакие дикие животные на нас не нападали. Игорь, бедный, от боли мучился, ещё этот дождь, просто стеной, грязь, ноги увязают, скользят. Там столько змей, это был ужас, – Пётр передёрнул плечами и снова

посмотрел на Юлю.

Девушка всё ещё слушала его с широко открытыми глазами и с ужасом на лице.

— И что дальше? – неуверенным голосом спросила она.

— Нам повезло, на третьи сутки мы наткнулись на местных жителей, и они нас вывели из джунглей, связались с городом и нас забрали через пару дней. Но в деревне я успокоился, нас кормили, не нужно было никуда идти, самое страшное осталось позади, – Пётр был серьёзен, он помолчал, прежде чем продолжить. – Тогда было, действительно, страшно. Мы понимали, что там очень легко погибнуть, и хорошо, что мы были вдвоём, одному в этих джунглях можно просто сойти с ума. И хотя шли в каком-то отчаянии и бессилии, я убеждал себя, что должен выбраться ради Игоря, ведь это была моя идея налетать часы в Африке, я его туда потащил и виноват в том, что с нами случилось, – Пётр снова замолчал. – Нам вообще крупно повезло выбраться и остаться в живых, пойди мы не в ту сторону, долго бы на одних тростниках не протянули.

— Ничего себе! – Юля просто была в шоке от услышанного. – Ужас! А что с вами было потом?

— Ничего, домой вернулись. Игорь в гипсе лежал месяц, а я больше никуда не полетел ни в какие Африки, не стоит оно того. Самолёты там, в девяноста процентов случаев в аварийном состоянии, а они на них ещё умудряются людей перевозить, – Пётр с сожалением покачал головой.

— Ты же мог погибнуть, разбиться, умереть от голода! – Юля с возбуждением говорила, а на сердце у неё было неспокойно.

— Мог, – мрачно согласился Пётр. – Это был мой худший полёт, но мы спаслись, значит, не всё так плохо, жизнь дала нам второй шанс. Я потом рассчитал, что мы за трое суток прошли порядка пятидесяти километров по джунглям. Было расследование крушения, списали всё на неисправность самолета и замяли дело.

Юля тяжело вздохнула:

— Я после такого никогда бы больше не стала летать. А ещё были какие-то экстремальные ситуации? – с любопытством продолжила расспросы девушка.

— Были, не так много, и по сравнению с тем случаем ерунда. Иногда, бывает, прогноз подводит, прилетаешь в грозовой фронт или посадка невозможна, покружишься, покружишься и летишь в другой город садиться, но на моём опыте было всего раз десять. Турбулентность иногда заставляет напрячься, но это обычное дело, к ней быстро привыкаешь, – Пётр снова задумался. – После того случая меня уже ничего не пугало. Наверное, падение самолёта – самое страшное, что можно пережить, – он задумчиво помолчал и добавил, – если пережить...

Юля расстроилась от его слов, ей вдруг стало не по себе от осознания, насколько это опасная профессия, и что Пётр мог погибнуть.

— Всё-таки, наверное, хорошо, что ты ушёл из пилотов, такой риск, – задумчиво произнесла она.

— Не больше, чем за рулём автомобиля, – усмехнулся Пётр, слегка кивнув на дорогу.

— Не скучаешь по полётам? – вдруг спросила Юля.

— Сейчас, когда заговорили об этом, немного заскучал, а ещё, когда на самолёте лечу, хочется встать с места и пойти в кабину пилота «порулить», – улыбнулся он.

— И ты ни разу не захотел вернуться? – удивлялась девушка.

— Нет, возвращаться пока не хочу, уже совсем не тянет в небо. Тем более меня увлекла новая работа, столько идей, планов. Я чувствую, как быстро расту профессионально – это вдохновляет. У меня появилось столько возможностей, сейчас я как никогда близок к осуществлению своей детской мечты, – он снова улыбнулся.

— Если полеты всегда были твоей мечтой, то почему после развода ты бросил летать?

Пётр повернулся к Юле, бросил на неё внимательный взгляд.

— До этого для меня каждый полёт был вдохновением, не терпелось скорее подняться в воздух, а потом, как будто подрезали крылья, рейсы меня не только не радовали, а стали угнетать, хотелось скорее вернуться на землю. Я просто физически не мог больше летать, я стал каким-то отрешенным, – досадно заключил он. – Потерял собранность, а когда отвечаешь за жизни людей, это непозволительно.

Юля, видя, как затосковал Пётр, пожалела, что опять своими расспросами расстроила его.

— Юля, иногда с тобой я чувствую себя, как на интервью. Тебе, с твоим любопытством точно нужно было идти в журналисты, – снова усмехнулся мужчина.