Я дрался на «Аэрокобре»
Шрифт:
В Турбе долго не засиделись. Хоть фронт и откатился за Вислу, немецкая дальнобойная артиллерия стала обстреливать аэродром, и пришлось оттуда убраться. Было слышно, как орудие призводило выстрел, и примерно через десять секунд на аэродроме разрывался снаряд. Один из снарядов попал в самолет с номером «8», который загорелся. Техники бросились к самолету, и снаряд разорвался недалеко от этой группы, убив техника звена Бушмелева Афанасия Никифоровича и ранив еще несколько человек.
На войне смешное и трагичное часто ходят рука об руку. В этот день Коля Гулаев кое-какие свои личные вещи и ордена положил в самолет за бронестекло, а во время обстрела техник самолета вытащил их, боясь, что снаряд может попасть в самолет
На следующий день, во время похорон, орудийным огнем противник накрыл похоронную процессию, и когда люди разбежались по кладбищу, а оно было рядом с аэродромом, то поймали немецкого артиллерийского корректировщика. И хотя обстрел после этого прекратился, но полк решено было перебазировать на аэродром Хожелеев.
Наземные войска вели бои за Сандомирский плацдарм, за город. Пришлось поработать и нам. Прикрывали переправы, вели воздушные бои, штурмовали контратакующие части противника. Во время одной из таких штурмовок был подбит Глотов. Но он сумел перетянуть линию фронта, сел на своей территории.
В сентябре какому-то штабному мудрецу пришла в голову мысль, чтобы самолеты-истребители полетали над Берлином на бреющем полете. Вызвали Архипенко, Никифорова и Бекашонка на КП, на котором находились приехавшие из штаба дивизии и корпуса политработники и замполит полка. Поставили задачу: готовиться к полету на Берлин. Архипенко рассказывал: «Мы говорим, что бензина, мол, не хватит долететь даже до реки Одер, нас в ответ заверяют, что привезут подвесные баки, мы не унимаемся: и с баками на обратном пути Одера не перелететь, – нам спокойно отвечают что-то вроде того, что садиться придется на территории Германии и искать своих спасителей. В общем, решили нашей геройской смертью прикрыть свои задницы».
Три дня заместитель командира полка по политчасти ходил за ними по пятам, внушая мысль о необходимости этого полета, о том, что мы должны показать всему миру, что советские истребители с красными звездами уже появились над Берлином. На четвертый день дали отбой, сообщили, что такого полета не будет: кто-то справедливо заметил, что мы летаем на самолетах американского производства и поучительность демонстрационного полета это несколько подрывает. Наконец-то все вздохнули свободно.
А потом наступило длительное затишье. Три месяца, с сентября по декабрь, в полку, как и в 6-м Гвардейском авиакорпусе, была организована теоретическая учеба, которая прерывалась только редкими вылетами на «свободную охоту». Произошли кадровые изменения. Николай Гулаев и Федор Архипенко получили звание «майор». Николай был назначен на должность штурмана полка, а Федор стал заместителем командира полка по воздушно-стрелковой службе. Нашу эскадрилью принял Пупок, а я стал его заместителем. Из прибывшего пополнения подобрал себе ведомого Федю Орлова.
Впереди Берлин
Наконец 12 января 1945 года началось наступление с Сандомирского плацдарма. Пошли раньше срока, чтобы помочь армии союзников, терпевших поражение в Арденнах. Полк летал мало – не позволяла погода. 25 января полк перелетел на территорию Германии на аэродром Альт-Розенберг. Аэродром, с его грунтовой взлетно-посадочной полосой, которая раскисла практически сразу после нашего прибытия, фактически оказался ловушкой. Только 18 февраля, когда подморозило, мы перелетели на аэродром Ченстохова с бетонной полосой. На этом аэродроме простояли около пяти дней, полностью оторванные от мира –
Восьмерку вел командир эскадрильи Лусто. Шли ниже редких кучевых облаков. На подходе к Берлину наткнулись на стену дыма, поднимавшуюся на высоту несколько километров от разрушенного, горящего города. Несколько минут я летел, боясь шелохнуться, ничего не видя вокруг. Когда мы выскочили из сплошной дымовой завесы, в глаза брызнуло солнце. Сплошная стена густого дыма осталась сзади. Внизу он еще клубился, поднимаясь вверх и смешиваясь с отдельными кучевыми облаками.
А дальше на запад все было чисто – и небо, и земля без следов пожаров. Такая чистота воздуха казалась даже неестественной по резкому контрасту с закрытой густой мглой восточной стороной.
– Разворот вправо на девяносто! – скомандовал Лусто, и группа развернулась на север, параллельно Шпрее.
Я со своим ведомым – сегодня мы шли с Ипполитовым – очутился на правом фланге. Слева ниже нас шли остальные самолеты группы – Лусто со Степановым, Глотов с Яковлевым и Голованов с Шаламовым.
Позавчера с рассветом мы тоже были здесь, в междуречье Нейсе и Шпрее. Тогда по переднему краю гитлеровцев вдоль Нейсе работали сотни штурмовиков и бомбардировщиков. Вон там, сзади, в то утро была узловая станция Вейсвассер. Теперь от нее остались одни развалины. Тогда «пешки» с одного захода стерли ее с лица земли вместе со всеми эшелонами, стоящими на путях.
В воздухе в начале операции тесно было от наших самолетов. Ипполитов в дыму даже пристроился к чужой группе и сел на соседний аэродром… С тех пор фронт продвинулся к Шпрее, сегодня наши войска форсируют ее…
Я спокойно посматривал по сторонам. Последние дни немцы не показывались в воздухе. Накануне наступления встретил в паре с Орловым шестнадцать «Фоккеров». Потом, в первый день операции, утром к нам на аэродром пришла пара «худых». Разведчики, видно. И все. Куда подевались немцы? На земле вон какие бои идут! А в воздухе тишина…
Однако я все-таки смотрел. От немцев всего можно ожидать. Да вон же пара их! Хотя нет… Это наши… Над стеной дыма на восток шла пара истребителей, похожих на «Лавочкиных» соседней дивизии. «Почему их двое?! Сейчас так не летаем!.. А, вон и остальные… – За парой „ястребков“ снизу тянулась еще восьмерка. – Постой, да это же „Фоккеры“!»
И в тот же момент я услышал по радио голос Глотова:
– Впереди восьмерка «Фоккеров»!
– Атакуем! – отозвался Лусто.
Я увеличил обороты мотора до полных, издали стал выбирать себе цель для атаки. Что делают остальные? Я взглянул влево. Голованов с Шаламовым тоже, видно, шли на максимальных оборотах, и строй восьмерки принял причудливую форму молодого месяца, несущегося на врага рожками вперед, пары Лусто и Глотова немного отстали от флангов группы.
«Фоккеры» заметили атакующих и начали с набором высоты разворачиваться на свою территорию. «За парой гнаться, так мастера, а тут сразу на попятную. – Я наконец выбрал себе цель, атаковал ведущего верхней четверки „Фоккеров“. – Не уйдешь, сволочь!..» Дистанция сто метров. «ФВ-190» плашмя лежит в прицеле – он все еще находится в развороте. Почти невидная в ярком свете дня протянулась трасса от носа истребителя. Трассы не видно. Зато прекрасно видно, как в правом крыле «Фоккера», возле кабины, рвутся снаряды, как отваливается задняя часть центроплана и крыла. Потеряв ведущего, три «Фоккера» бросились врассыпную. Я направил самолет за одним из них и уже догонял его, когда услышал по радио: