Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта
Шрифт:
Каждый хотел там выжить, а для этого было необходимо постоянно помнить, где ты находишься, всегда поступать максимально осторожно и быть всегда начеку. Нельзя было ни в коем случае задремать там, где могли быть местные, а если что, действовать всегда надо было резко и конкретно. Мне помогало еще то, что со мной всегда была собака.
— Случаи инфекционных заболеваний были частыми?
— Очень много было всяких болезней: и малярия, и тиф, и много-много всякой другой гадости. До сих пор там свирепствуют такие болезни, которых у нас нет уже очень давно, там ведь не было даже общественных туалетов. Наш замполит переболел там несколькими тяжелыми болезнями подряд, в том числе и тифом,
После дембеля, вернувшись домой, мы еще две недели в обязательном порядке ходили в больницу и пили там таблетки от инфекций.
— Как местное население относилось к советским солдатам?
— Про себя могу сказать, что я здорово увлекся местной культурой, интересовало меня абсолютно все: их традиции, быт, религия, обряды. Очень интересная страна! Могу даже больше сказать: если бы сейчас была такая возможность, я бы вновь посетил Афганистан, уже как обычный турист, а не солдат, побывал бы на «точке», где служил.
Арбузы, дыни и мандарины там были отличные, дома я таких не видел: шесть человек держали дольку одного такого арбуза! Фрукты никто, само собой, не покупал: идет афганская колонна местных со всяким добром — «одолжишь» у них арбузик или несколько мандаринов, да и все. Однажды нам отдали целый мешок карамели с сахаром, которая дома в России продавалась тогда по рублю за кило, ели-ели эти карамельки, а они все не заканчивались — мы уже не знали, куда этот мешок деть, я даже хотел было его выкинуть.
Я не был любителем обирать местных — меня больше интересовала их очень самобытная культура. Воевать — это воевать, но познать народ, когда представилась возможность, — этого шанса я упустить не мог. Удивило, что значительной частью населения Афганистана были таджики.
Местные вообще были очень гостеприимны: однажды нас угостили пловом, а ели-то афганцы его без ложек, причем плов был наложен отдельно, а мясо отдельно — эта еда обязательно была самой лучшей, которую мог приготовить хозяин. Я сразу спросил ложку, а в ответ услышал что-то наподобие: «Неееее, шурави». Попробовали не ударить в грязь лицом и есть руками. Хозяева ели культурно, а вот у нас в плове был весь подбородок. Еще очень удивляло, что у местных практически не было туалетов. Многие женщины ходили в парандже, и заглянуть под нее чужому мужчине — это приравнивалось к изнасилованию. Обидчика женщины афганцы всегда точно вычисляли: например, когда наши выезжали на зачистку какого-нибудь кишлака, то, как правило, закрывали все опознавательные знаки на бэтээрах, но именно БТР, на котором приезжала группа зачистки, как правило, вскоре подрывался или попадал под сильный обстрел; как они это делали, я не могу понять до сих пор.
Очень удивляло, откуда они брали многие вещи. К примеру, перед дембелем я купил себе на рынке костюм на лебяжьем пуху. А вообще, если ты захотел себе свитер какого-нибудь редкого цвета и фасона, то даже если у торговца в этот день такого свитера не окажется, на следующий день можно было уверенно приходить за заказанной вещью. В лавках торговцев свободно можно было купить и меч XII века, и кольчугу — где они все это доставали в такой отсталой стране, я тоже недоумевал. Понравились и шелковые халаты, которые можно было сжать в кулаке, а потом одним махом развернуть, и он был ничуть не помятым. Аппаратуры японской было много — офицеры увозили домой очень много разных приемников, магнитофонов и тому подобного. Нам, солдатам, лишнего увезти не давали: стоимость вывозимого должна была быть не больше того, что ты заработал за время службы, то есть я, отслуживший 22 месяца, мог увести больше,
Очень дешевыми там были и золотые украшения. А по большому счету, если быть предприимчивым, то можно было попытаться уехать оттуда на наших же советских «Жигулях» шестой модели, которые как раз довольно часто гнали мимо нас из СССР на Кабул, посадили бы, правда, тогда, да и все. При выводе войск, как рассказывают ребята, можно было вывезти все, что угодно, единственное, на что проверяли, — это наркотики, которые искали таможенники с собаками.
Многие жители Афганистана неплохо изъяснялись на русском. Так, однажды ко мне подошел мальчик лет 14 и попросил: «Купи мне конфет». Я спросил: «А каких?» — «А п…ых!» — поразил меня истинно русским ответом афганский мальчик. «А, ну если таких — то куплю», — в такой просьбе просто нельзя было отказать. Я взял пацану конфет, мы с ним разговорились, он поведал, что в его четырнадцать лет его уже женили, правда «ханум» (женщину) свою он еще ни разу не видел, а русскому языку, и особенно мату, его научили наши солдаты. Подарив юному женатику кусок мыла, я распрощался с ним.
В большинстве селений не было электричества, афганцы и сами признавали тот факт, что очень многим обязаны Союзу, в том числе и развитием таких городов, как Кабул и Баграм.
Однажды совершенно случайно я увидел афганскую свадьбу, вообще, чужеземцам строго-настрого воспрещалось присутствовать на свадебной церемонии. Мне была очень интересна незнакомая культура, и я смог уговорить местных позволить одним глазком взглянуть на загадочный ритуал. Там так были перемешаны и индийская, и мусульманская культуры! Невеста была одета в шикарное индийское сари, а участие в ритуале принимали почти одни мужчины, женщин, кроме невесты, почему-то не было.
— Ну что, тебе хватит дома денег, чтобы третью жену там себе купить? — спросил меня тогда один из афганцев.
— Нет, на третью пока не хватает, — не растерявшись, ответил я.
— А здесь ты тогда за что воюешь? — уже с явным недоумением вновь спросили меня.
— Я долг Родине отдаю.
— Понятно, понятно. А ты не хочешь к нам? А то мы тебе сейчас все устроим, и неважно, откуда ты, мы тебе и денег дадим.
— Я знаю, что у вас денег много, — отрешенно начал я, а потом сообразил: — Вы что, обрезать меня хотите, что ли?
— А как еще? Без этого никак, зато ты в нашу веру придешь.
— Нет, спасибо, я лучше в своей останусь.
Россия немало дала тому народу, ведь в начале 80-х годов в Афганистане еще полным ходом пахали землю деревянными плугами. И если бы наши специалисты все-таки построили железную дорогу, тянувшуюся от Хайратона в глубь страны, то можно представить, с каким изумлением глазели бы на тепловозы огромные толпы местных жителей.
Однако, несмотря на строгие традиции, в Пули-Хумри был бордель, причем обслуживали там только афганцев, советским солдатам вход туда был закрыт. Я был шокирован, когда узнал, что в этот бордель нередко приводили детей и подростков — столь ужасный контраст в местных укладах я не могу понять до сих пор. Эта двойственность поражала: вежливо поздоровавшийся с тобой днем афганец или даже хозяин, днем угощавший тебя отменным пловом, ночью запросто мог взять винтовку и выстрелить тебе в спину.
Был у меня друг-коммунист. Я попросил его, чтобы он привез водки. Спустя какое-то время тот вернулся из Кабула с литровой бутылкой «Столичной», но водка оказалась с героином — нас «накрыло» на два дня. Когда немного отошли, я спросил у славного коммуниста: «Ты где учился?» Он ответил, что в России, и вообще я не спрашивал, с чем водка, вот он и не сказал ничего. С тех пор меня отвело от афганской водки раз и навсегда, выпивать вновь стал, лишь вернувшись в Россию. На «точке» в то время нас было четверо: я, Витя и двое молодых солдат, так вот молодым я сказал, что если хотят выжить здесь, то пусть с водкой завязывают. Витя, правда, продолжил, потом он стал еще и курить всякую дрянь.