Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!»
Шрифт:
Потом Лосев залез в свой «Виллис» и уехал. Хотя смерть кругом косила людей без разбора — это было страшно… Я до сих пор не могу забыть этот случай.
За что генерал убил боевого офицера?..»
«…Батальоны залегли под сильным немецким огнем и не могли подняться в атаку.
В передовую траншею пришел командир полка полковник Владас Мотиека, будущий комдив 16-й СД, пошел в полный рост, потом достал пистолет и… застрелил подряд пятерых солдат, лежавших в траншее. И люди пошли снова в атаку. Но можно ли с позиции нынешнего времени оправдать поступок Мотиеки?..»
Поверьте, что это не тенденциозный подбор подобных выдержек из интервью с фронтовиками, с которыми мне пришлось встречаться, можно
И если кто не верит рассказам ветеранов, то можно привести примеры из документов архива Военной коллегии, опубликованных в уже упомянутой мной книге В.Е. Звягинцева «Война на весах Фемиды».
Но здесь речь пойдет только о тех случаях, которые рассматривались в различных судебных инстанциях, о тех эпизодах, которые, если можно так выразиться, «стали достоянием общественности», и скрыть их от вышестоящего начальства не удалось.
Доклад председателя военного трибунала 1-го УФ генерала-майора Подойницына, где приводится пример о рассмотрении генеральским судом чести полевого управления 1-го УФ дела командира 18-го стрелкового корпуса генерал-майора Афонина. Он застрелил подчиненного ему начальника разведки 237-й СД майора Андреева, который вступил с генералом Афониным в пререкания, и когда Афонин ударил майора кулаком в лицо, то Андреев в ответ на насильственные действия со стороны командира корпуса нанес ему удар плеткой. А генерал выхватил пистолет и застрелил майора. Суд чести объявил Афонину выговор и решил ходатайствовать перед Военным советом о задержке присвоения Афонину очередного воинского звания. Только и всего…
Командир 259-й СД генерал-майор Власенко, 16.4.1944 года, отдал незаконное приказание, по которому был расстрелян без суда и следствия начальник артиллерии стрелкового полка майор Киселев. Этот произвол скрыть не удалось, Власенко отдали под суд, но все ограничилось только тем, что он был снят с должности командира дивизии и вскоре вновь стал комдивом, приняв под командование 113-ю СД. В декабре 1944 года, не разобравшись в том, кто виноват в задержке движения колонны, Власенко решил, что таковым является командир отдельной 157-й штрафной роты капитан Носовенко, и тогда генерал-майор выстрелил в капитана и тяжело его ранил.
Еще один пример из архива коллегии, когда в конце войны этой коллегией командиру 99-й Краснознаменной СД генерал-майору Сараеву был вынесен «суровый приговор» — порицание… За что же было назначено генералу столь мягкое наказание, можно сказать, символическое и столь не свойственное высшей военно-судебной инстанции? Оказывается, Сараев, «проявив горячность и не разобравшись в обстановке», ошибочно решил, что отступают бойцы 1-го стрелкового полка. Чтобы остановить их, выхватил пистолет и расстрелял двух красноармейцев…
Примеров такого рода «командирского беспредела», отмеченных в официальных документах, множество. И если за «офицерский мордобой», по моему мнению, к судебной ответственности почти не привлекали, то за самосуды, за ничем не оправданные расстрелы, расправы над своими подчиненными, по моему личному впечатлению, после ознакомления с опубликованными в различных источниках официальными документами и материалами, по заслугам получил только командир 38-й СД полковник Коротков, который допустил разгром своей дивизии в январе 1944 года, и когда немцы добивали его полки, пьяный полковник, как говорится в приговоре, «в период отхода частей расстрелял без необходимости несколько солдат и офицеров». Подробности этих событий приводятся в книге воспоминаний пехотного офицера А. Лебединцева «Отцы-командиры» и в мемуарах бывшего командира дивизионной разведроты 38-й СД Зайцева, ставшего впоследствии генерал-полковником. Командир дивизии Коротков был расстрелян перед офицерским строем, на место приведения приговора в исполнение были привезены представители шести стрелковых дивизий 1-го УФ. Первоначально в приговоре, определившем расстрел комдиву Короткову, фигурировала 58-я статья УК «Измена Родине», и только в 1958 году на основании протеста Главного военного прокурора, уже посмертно,
Я думаю, что примеров хватает. Что скажете об этом?
— За такие дела к суду привлекали не часто, поскольку старший офицер мог легко прикрыться приказом № 270 от 16.8.1941, дававшим право старшим командирам расстреливать в боевой обстановке на месте «паникеров, трусов, изменников и дезертиров», за самовольное оставление позиций и так далее.
Только если было доказано, что какой-нибудь полковник убил своего подчиненного офицера или своих солдат, будучи пьяным, без каких-либо причин, продиктованных боевой обстановкой, и только если ВС или командование разрешали произвести расследование в данном конкретном случае, то старший офицер мог быть привлечен к ответственности за «самосуд». В моей практике был один такой случай.
На Кубани командир полка, подполковник, по фамилии, кажется, Кузнецов, совершил подобное преступление. Его полк понес огромные потери, он попросил подкреплений, и ему передали усиленную стрелковую роту из только что прибывшей во второй эшелон армии свежей дивизии, сформированной в Сухуми. Рота прибыла над подмогу с большими потерями, добралась до выделенного ей участка обороны, и командир роты, старший лейтенант, оставив на позициях вместо себя взводных сержантов, пошел в штаб полка доложить, что приказ выполнен. Пьяный комполка набросился на него со словами: «Ты трус! Почему роту оставил?!» — и старший лейтенант немедленно вернулся на позиции. Вечером не перестававший «нагружаться спиртом» командир полка вызвал к себе этого командира роты и без слов расстрелял его в штабном блиндаже, всадив в лейтенанта четыре пули из нагана. Все штабные офицеры промолчали. Наутро комполка немного очухался, чуть протрезвел, пришел в 1-й батальон полка, полез на бруствер и с криком «Вперед за мной!» пытался повести роту в атаку. Немцы моментально всех выкосили из пулеметов, и сам комполка, получив на первых же метрах пулевое ранение, был отправлен в госпиталь. Когда нам сообщили об убийстве старшего лейтенанта, то меня направили проводить расследование. Подполковника пришлось допрашивать прямо в госпитале. Военный совет армии дал санкцию на арест командира полка, и он был осужден по суду трибунала.
— Например, командир батальона не выполнил приказ, не взял высоту в атаке. Или командир стрелковой бригады при штурме какой-то деревни полностью «истребил свои батальоны». Как расследовались подобные трагические события?
— Прокурорское расследование таких случаев производилось только с санкции ВС армии. В общевойсковой армии было два члена ВС (Военного совета), и один из них курировал деятельность прокуратуры в своей армии. В случае с «комбатом, не выполнившим приказ», обычно разбиралась прокуратура стрелковой дивизии, в которой все это произошло. А уровень командира бригады или дивизии, как я вам уже говорил, — это уже была работа прокуратуры армии, тем более что в таких ситуациях обвинение основывалось на статье 193-17 «Потеря управления в бою» — серьезное должностное преступление. Но зря вы думаете, что за чрезмерные потери строго спрашивали.
Кроме случая с группой генерала Филлиповского, в нашей армии я таких моментов не припомню. Ведь это же сразу цепная реакция: положили дивизию безрезультатно, кто виноват? Только комдив? А где в это время был командир корпуса? А куда смотрел командарм? Поэтому в частях нередко пытались скрыть ЧП и свои потери.
— Как складывалась ваша послевоенная служба? Какими наградами вы отмечены?
— Как я вам уже сказал, после войны прослужил в Забайкалье 13 лет, потом был переведен в Ригу, в военную прокуратуру ПрибВО. В сентябре 1960 года я, по болезни и по достижении 25 лет выслуги армии (в льготном исчислении), был уволен в запас в звании подполковника юстиции. К моим фронтовым наградам, к ордену Красной Звезды и двум орденам Отечественной войны, в мирное время за выслугу лет добавились медаль «За БЗ» и второй орден Красной Звезды.