Я – дверь отверстая
Шрифт:
— Да, Роберт, — сказал Джим ровным голосом.
— А что вы так на меня смотрите?
Джим растерянно моргнул. У него пересохло во рту.
— У меня нос зеленого цвета? Или ширинка расстегнута, или что?
В классе раздались нервные смешки.
— Я на вас не смотрел, мистер Лоусон, — нарочито спокойно ответил Джим. — Кстати, может, вы нам расскажете, из-за чего Ральф поругался с Джеком…
— Нет, вы смотрели.
— Может, вам хочется обсудить этот вопрос с мистером Фентоном?
Лоусон как будто
— Нет.
— Хорошо. А теперь расскажите нам, из-за чего Ральф и Джек…
— А я не читал. Мне кажется, это тупая книга.
Джим вымученно улыбнулся:
— Вам так кажется? Ну хорошо. Только имейте в виду: ты судишь книгу, а книга судит тебя. Ладно, может, кто-то другой нам расскажет, почему Ральф и Джим поссорились из-за зверя?
Кэти Слейвин робко подняла руку. Лоусон смерил ее цинично-оценивающим взглядом и что-то шепнул Чипу Осуэю. Что-то очень похожее на «классные сиськи». Чип согласно кивнул.
— Кэти?
— Потому что Джеку хотелось устроить охоту на зверя?
— Правильно, молодец.
Джим взял мел и принялся писать на доске. Как только он повернулся к классу спиной, о доску ударился грейпфрут. Буквально в двух дюймах от головы Джима.
Он отшатнулся и резко обернулся. Кто-то в классе хихикал, но Осуэй и Лоусон сидели, как примерные мальчики, с совершенно невинным видом.
Джим поднял грейпфрут с пола.
— А вот взять бы сейчас эту штуку, — сказал он, глядя в сторону задних парт, — и запихать кому-то в глотку. Прямо так, целиком.
Кэти Слейвин аж задохнулась.
Джим швырнул грейпфрут в мусорную корзину и опять повернулся к доске.
Дома за завтраком он развернул утреннюю газету и сразу увидел заголовок на середине страницы.
— Господи, — прошептал он, перебив плавный поток утреннего щебетания жены. В животе закололо, как будто туда напихали гвоздей. — «Школьница разбивается насмерть. Вчера вечером Кэтрин Слейвин, семнадцатилетняя ученица средней школы Харольда Дэвиса, либо упала сама, либо была сброшена с крыши многоэтажного дома, где находится квартира ее родителей. По словам матери Кэтрин, девочка держала на крыше голубей и поднялась туда, чтобы покормить питомцев. В полиции нам сообщили, что соседка из дома напротив, некая женщина, не пожелавшая назвать свое имя, видела, как по крыше пробежали трое подростков. Это было в 18.45, буквально через пару минут после того, как тело девушки…» (Продолжение на стр. 3.)
— Джим, это твоя ученица?
Он ничего не ответил жене. Просто не смог ничего сказать.
Две недели спустя Симмонс перехватил Джима в коридоре после звонка на большую перемену. Увидев папку в руках у завуча, Джим застыл как вкопанный. У него внутри все оборвалось.
— Новенький, — произнес он без всякого выражения. — Будет изучать «Литературу и жизнь».
Сим удивленно взглянул на него:
— А как вы догадались?
Джим только молча пожал плечами и протянул руку за папкой.
— Мне надо бежать, — сказал Симмонс. — Общешкольное
Ну да. Так, слегка. Сразу насмерть. Как Билли Стерна.
— Да, конечно, — ответил он.
— И это не может не радовать. — Симмонс похлопал Джима по спине.
Как только завуч ушел, он открыл папку — открыл сразу на фотографии, — заранее приготовившись, как человек, ожидающий удара.
Но мальчишка на снимке был ему незнаком. По крайней мере на первый взгляд. Джим его не узнал. Просто какой-то мальчишка. Видел ли Джим его раньше? Может, да. Может, нет. Сложно сказать. Дэвид Гарсия был крупным, массивным подростком с темными волосами, пухлыми негроидными губами и сонным взглядом. Он перешел к ним из той же Милфордской средней школы. А до этого два года провел в исправительной колонии для малолетних преступников, куда попал за угон автомобиля.
Джим закрыл папку и заметил, что у него дрожат руки.
— Салли!
Она подняла взгляд от гладильной доски. Джим сидел перед включенным телевизором и вроде как смотрел баскетбол, хотя на самом деле просто тупо таращился на экран.
— Нет, ничего. Уже забыл, что хотел сказать.
— Все ясно. Ранний склероз.
Джим изобразил улыбку и снова уставился в телевизор. Он почти собрался ей все рассказать. Но о таком не рассказывают. Это же бред сумасшедшего в чистом виде. Да и с чего начать? С кошмарного сна? С нервного срыва? Или, может, с появления Роберта Лоусона?
Нет, начать надо с Уэйна — с твоего брата Уэйна.
Но он никогда никому не рассказывал об этом, даже на занятиях в психотерапевтической группе. Джим с содроганием вспомнил свою первую встречу с Дэвидом Гарсией в школьном коридоре — их взгляды встретились, и Джима накрыла волна леденящего страха. Неудивительно, что он не узнал этого Гарсию на фотографии. На фотографиях лица людей неподвижны. У них нет тика.
Гарсия стоял рядом с Лоусоном и Чипом Осуэем, а потом обернулся, увидел Джима Нормана, растянул губы в улыбке, и его веко нервно задергалось. А в голове у Джима явственно прозвучало:
Так сколько там у тебя денег, козявка?
Че-четыре цента.
Врешь небось.
Смотри, Винни, он обоссался!
— Джим? Ты что-то сказал?
— Нет, ничего. — Но он и сам не был уверен, сказал он сейчас что-нибудь или нет. Ему стало страшно. По-настоящему страшно.
Как-то раз, в начале февраля, Джим задержался в учительской после уроков — проверял сочинения по американской литературе. Он сидел совершенно один. Был уже пятый час, а точнее — десять минут пятого, и последние преподаватели разошлись по домам еще час назад. И тут в дверь постучали.