Я - Джек Потрошитель?
Шрифт:
— Чем болеешь-то? — спросил я, двигаясь в ту сторону.
— Эс… И… Эс… Эн… У… — сказал парень, шевеля губами между звуками, словно делал отсчет перед запуском ракеты.
— Чего? — я остановился. — Не понял…
— Синдром Ипохондрический С Ностальгическим Уклоном… А вообще-то я здесь лечебную гимнастику провожу.
— А-а-а… Из старушек пыль выбиваешь?
Парень широко улыбнулся:
— Я больше на массаже практикуюсь.
— Ну-ну… — я постучал в стекло двери и вошел
В тесной, как спичечный коробок, комнатушке умещались лишь две кровати. В проходе между ними стоял штатив с перевернутой бутылкой жидкости. От пробки в железной оправе прозрачная система капельницы тянулась к руке Лены. Хотя Казанцева лежала ко мне головой, я сразу узнал ее по каштановым волосам, раскиданным по подушке, всегда шелковистым, а ныне жирным и спутанным.
На второй кровати, уткнувшись лицом в стену, громко сопела женщина. На обеих обитательницах были казенные рубашки-распашонки в мелкий цветочек.
Я прокашлялся.
— Привет от здоровой части населения! — сказал я так, будто только что сошел с поезда и меня встретила счастливая толпа родственников.
Казанцева запрокинула голову, чтобы посмотреть, кто пришел.
Бог ты мой! Без косметики и ежедневной стимуляции кожи лица Лена смахивала на облезлую драную кошку, которая вернулась домой после мартовских праздников.
— Салям алейкум! — шутливо сказала Казанцева, признав во мне любовника, и не могла удержаться от удивленно-радостной улыбки. — Проходи, садись.
Я огляделся в поисках стула, но такового не нашел. Лена не тревожа руку с иглой, повернулась на бок и сдвинулась к стене.
— Садись прямо сюда.
— Это тебе! — я потряс пакетом с яблоками и конфетами, положил их на тумбочку в изголовье. Потом чмокнул Лену в щеку, обошел штатив и присел на край кровати.
Несомненно, Лена жестоко страдала от болезни. Это подтверждало осунувшееся лицо "Кающейся Магдалины" и в паутинке морщин темные круги под усталыми глазами. От Казанцевой пахло немытым телом, что начисто отбивало аппетит к ее прекрасным формам. Тем не менее, я провел рукой снизу вверх по ее влажному горячему бедру и ущипнул за талию.
— Как дела, милая? Тебе уже лучше?
Лена покосилась на соседку и сделала мне знак вести себя скромнее. Выдав улыбку остывающего трупа, она сказала:
— Мне хорошо точно так же, как хорошо обесчещенной толпой мужиков девице. Все тело ломит и горло болит ужасно. — Лена сделала судорожное глотательное движение, будто пыталась пропихнуть в горло по меньшей мере бильярдный шар. — К дурацкому приступу стенокардии я подцепила простуду. Думала, не выкарабкаюсь, но все обошлось… Ты на работу ко мне звонил?
— Как и обещал. Там знают о твоей болезни.
— Кто взял трубку?
— Понятия не имею… Но, думаю, секретарша. Весьма словоохотливая женщина.
— Не она. Кто-нибудь из дежуривших в воскресенье сотрудниц.
— Она выспросила о тебе все. Между прочим, обещала проведать.
Казанцева посмотрела тоскливым взглядом бродячей собаки.
— Дождешься от них, как же! — сказала она с иронией и добавила: — Венок на похороны.
Я испытующе уставился на Лену. Не скрыт ли в ее словах намек? Но по измученному болезнью лицу нельзя было догадаться: знает ли Казанцева о гибели Тани или нет.
Голосом, в котором звучала горечь, Лена пожаловалась:
— На работе сейчас такие дела творятся, а я здесь валяюсь, как Павка Корчагин. Врач даже вставать не разрешает. — Лена положила руку мне на колено, но, заметив облупленный лак на ногтях, тут же отдернула и сжала пальцы в кулак. — На улице весна! — восхитилась она. — И не подумаешь, что еще вчера кругом лежал снег… Хочу домой!..
Я тоже посмотрел в окно, где на фоне голубого неба отчетливо печатались ветви клена.
— Погода превосходная. День-два, и можно ходить в рубашках.
Лицо "восточной красавицы" с удивительно четкими чертами оживилось:
— Ты знаешь, я просто жду не дождусь того момента, когда влезу в летнее платье и скину колготки. — Лена подтянула к себе ногу и придирчиво осмотрела голень. — Правда, они у меня после зимы бледные, придется позагорать на балкончике.
— Ноги у тебя прекрасные. Покажи повыше, — я сделал жест, будто пытался задрать на Казанцевой рубашку.
— Пусти, дурак! — Лена шутливо отбросила мою руку и засмеялась. — Я совсем голая.
— Меня это заводит, — моя рука поползла между ног Лены.
Казанцева задохнулась в притворном ужасе.
— С ума сошел! — пролепетала она, как женщина, которая не прочь позабавиться, но в другом месте и в соответствующей обстановке.
Моя ладонь продвинулась выше.
— Ну, прекрати же, — сдерживая смех, попросила Лена, и как в карман, вместе с рубашкой засунула свободную руку между ног, поставив заслон.
…Мы возились до тех пор, пока не разбудили вторую обитательницу палаты. Она повернула к нам помятое жабье лицо с одним прикрытым глазом. Я подарил ей улыбку. Лена смирилась, убрала заслонку и накинула на мою руку простыню. Почесываясь, женщина села и открыла второй глаз.
— Здрасьте!
— Доброе утро! — сказал я с серьезным лицом и пошевелил пальцами. Лена крепче сжала бедра, содрогаясь от душившего ее смеха.
Женщина все поняла и ответила хмурым взглядом пузатых глаз.