Я еду домой!
Шрифт:
Но их пятеро. А я один. Почему не боюсь? Боюсь как раз, просто руки с коленками не трясутся. А боюсь так, что дыхание спирает. Но как будто не боюсь. Не боюсь, не боюсь, не боюсь… мантра у меня такая. Ну, где они, сволочи?
Все равно не боюсь… вот они, двое сразу! Оба сразу! И смотрят в глубь амбара, оружие туда нацелено – не думают, что я – вот, что вот он я, что рядом совсем, что у меня ствол с метра ближнему в висок направлен. Неправильно! Дальнему надо! Ближнего я всегда достану.
Я перевел пистолет в висок мужику с подковообразными усами и в клетчатой рубашке без рукавов, выбрал
Глаз улавливает какое-то движение слева, и я просто валюсь животом в пыль, перекатываюсь на бок, уходя от выстрела, взбившего пучком дроби пыль облаком и швырнувшего мне ее в лицо, в очки, и начинаю жать на такой податливый спуск тяжелого пистолета, пуская пулю за пулей в черный на фоне солнца и белой стены дома силуэт, чувствуя, как подпрыгивает в руках оружие, и уже после второго выстрела человек заваливается набок, схватившись за живот и роняя ружье, и начинает корчиться в пыли, в быстро увеличивающемся кровавом пятне, загребая ногами пыль.
А я вскакиваю на ноги, пригнувшись, изо всех сил бегу обратно к амбару, на ходу меняя магазин и роняя опустевший в пыль, и приседаю за воротным столбом, прижав к нему оружие. Тихо.
Кругом тихо, только мотор пикапа, где человек уронил окровавленную голову на руль, работает. Два трупа возле самых ног – у обоих головы прострелены. Не встанут. У водителя пикапа дыра во лбу. Тоже не зомби. Еще двое остались. «Борода» еще мелко подергивается: пуля попала в лицо, но не убила. Последнему я несколько раз попал в живот, он тоже еще жив.
Ладно, до них далеко – что эти двое, что рядом? Я быстро убираю пистолет в кобуру и подхватываю с земли черный «Хеклер-Кох МП5» – популярный у американской полиции немецкий пистолет-пулемет, с выдвижным плечевым упором. Быстро осматриваю – с виду почти новый, рожок… рожок полный. Патрон в патроннике. Еще три рожка в черном подсумке, который носится через плечо. Не полицейский подсумок, больше похоже, что с какого-то частного секьюрити оружие сняли. Самому убитому такой ствол не по карману, да и не продал бы никто – «фулл ауто», [48] понимаешь.
48
«Фулл ауто» – «полностью автоматический» ( англ.).
Ну и ладно, откуда бы он его ни взял, а мне пригодится. Что у нас второй? У второго дробовик, «Ремингтон 1100», самозарядный, с длинным стволом в двадцать восемь дюймов, охотничий, тоже новый с виду. Наверняка ведь не его – такое ружье сотен девять стоит, больше, чем сам его обладатель. Ремня нет, зато на убитом пояс-патронташ, набитый патронами двенадцатого калибра. Не бросать же!
Пояс вытащил из-под трупа с усилием, поморщился от запаха пота, идущего от влажной кожи. Но все же повесил его себе через плечо на манер «бандольеро». И туда же «хеклер». Пока. Ружье взял в руки, заранее впав в тоску от мысли: «Как же я его на мотоцикле повезу, да еще без ремня»? А может, на чем другом ремень есть?
Я направился к «бороде», все же затихшему. Встанет ведь, как пить дать – встанет. А у него возле ног СКС с длинным магазином лежит, «китаец», судя по всему. И разгрузка явно патронами набита. Что делать? Шмонать трупы, пока из их поселка не приедет подкрепление? А если не приедет?
Прицелился в голову лежащему из дробовика да и нажал на спуск. Грохнуло, ударом труп даже слегка развернуло в пыли, а мозги его разлетелись на несколько метров мелкими брызгами. А меня немедленно согнуло пополам и опять вывернуло. Тяжело, с судорогами, прямо на СКС, изгадив оружие. По телу прокатила волна холодной потной слабости, ноги подкосились, и я, чтобы не упасть, подбежал к пикапу с трупом и оперся на капот. Ох, не хватает у меня тренировки. А думал, что привык.
Инстинктивно, чтобы чем-то занять себя, вытащил один патрон из патронташа, глянул на маркировку. Дробь «четыре ноля», то что надо – вот так по котелкам стрелять. Воткнул его в приемник ружья. А что там в машине? Зашел на водительскую сторону и тут же согнулся в повторном приступе мучительной, судорожной рвоты. Видать, всеми тремя пулями я сидевшему за рулем в голову попал, вот мозги багровой слизью выплеснулись на панель и боковое стекло, вывалившись из раскроенного черепа.
Отскочил назад, опять согнулся, дергаясь и сплевывая вонючую слюну. Круги перед глазами, ноги трясутся, ледяной пот по всему телу. Желудок сжался, и уже никогда в жизни я не смогу съесть что-нибудь. Трясущейся рукой нащупал флягу, вытащил, припал к ней. Прополоскал рот, выплюнул, затем напился. Вроде стало легче. Немного.
Зашел с другой стороны. Аккуратно подергал ручку двери. Не заперто. Дверь открылась, и я увидел, почему так странно дергался водитель перед тем, как я его убил. На правом сиденье лежал армейский М-4. Свесившийся вниз ремень зацепился за рычаг продольной регулировки сиденья. Когда я целился в водителя, он силился схватить оружие и не мог. Кстати, водитель явно военный, в форме, хоть и расхристанный. Дезертир? Тогда… точно. И кобура с «Береттой М9», близнецом моего «тауруса», на месте. И разгрузка хорошая, только я ее снимать не буду, потому как сразу сблюю.
Положил ружье на капот, аккуратно отцепил автомат, перебросил его ремень себе через шею. Стрелял из такого на стрельбище. Стрелять-то из него удобно, ухватистый он. Попробую магазины у него забрать… Стоп! А как насчет последнего недобитого?
Мне представилось, что убитый стоит у меня за спиной, уже протягивая ко мне свои окровавленные руки. Я подпрыгнул на месте, больно, до искр из глаз ударился о край крыши, выругался, но через секунду стоял с М-4, прижатым к плечу, и даже успел передернуть затвор, уронив в пыль желтый блестящий патрон.