Я – эфор
Шрифт:
…Жанна позвонила из лобби. Я спустился. В этот раз на ней было желтое пальто, под которым виднелось черное, обтягивающее платье. Она успела сделать прическу и обновить макияж. Увидев меня, Жанна заулыбалась. Я помог ей раздеться и повел в ресторан. Мы сели за столик у окна. Подошедший официант принес каждому из нас меню.
– Выбирайте! – предложил я Жанне.
– Однако! – сказала она, пролистав меню. – Дорого!
– У меня есть деньги, – успокоил я. – Не стесняйтесь.
– Даже не знаю…
– Вы что больше любите: мясо или рыбу?
– Рыбу.
– Тогда так, – я повернулся к официанту, –
– Напитки?
– Вино. Что порекомендуете?
– Есть испанское. Очень хорошее. Красное или белое?
– И то и другое.
Официант ушел. Жанна закрутила головой. Людей в ресторане хватало, но свободные столики имелись.
– Никогда здесь не была, – сказала Жанна. – С тех пор гостиницу продали и сделали четырехзвездочный отель. До этого с подругами забегали. Училась в БГУ, это неподалеку.
Официант принес салаты и вино. Открыл бутылки. Плеснув в бокалы, дал попробовать мне и Жанне. Я кивнул, и он наполнил бокалы.
– За удачную сделку! – я поднял бокал.
Жанна кивнула и вдруг вздохнула. Глаза у нее стали влажными.
– Что-то не так? – я поставил бокал.
– Нет, – он шмыгнула носом. – Все правильно, но… В квартире брат жил. Я к ним часто приходила, даже жила некоторое время. У них было хорошо. Павлик на моих глазах рос. Я год квартиру не продавала, платила за нее, думала: вдруг вернутся? Брату говорила, что цены низкие, нужно подождать. Пока он не сказал, что хоть за какие деньги. И вот…
– Не печальтесь о вещах: они ветшают или надоедают. Не сокрушайтесь о деньгах: они утекают как вода, и их не унесешь в Вечность. Копите воспоминания. Они всегда с вами, и их невозможно отобрать.
– Кто это сказал? – удивилась Жанна.
– Один мудрец. Сарбазан.
– Француз?
– Наверное.
– Не слышала о таком. В университете учила французский язык. Монтеня дважды перечитала, даже пыталась в оригинале. Французских просветителей изучали до корки. Филфак. Потом работала в издательстве. У меня абсолютная грамотность, – похвасталась она.
Так вот откуда у нее такая правильная речь…
– А почему риелтор?
– Так зарплата у редактора… На еду еле хватало. Надоело у папы просить. Плюнула и устроилась в агентство. Здесь все честно: как потопаешь, так и полопаешь.
– За это и выпьем! – предложил я.
Мы чокнулись. Спустя короткое время глаза Жанны заблестели, лицо раскраснелось. Мы пили, ели и разговаривали. Вернее, говорила она, я больше кивал. Ни одна cеть, ни одно средство массовой информации, фильм или книга не дадут столько информации о стране, как живое общение с аборигеном. Разумеется, не всяким. Абориген должен иметь обширные контакты с людьми. Самыми разными. Таксист, продавец, медик… Он должен быть умным и наблюдательным. Остается разговорить. Совместная трапеза, алкоголь, чувство благодарности за угощение… Я направлял беседу, задавая уточняющие вопросы, Жанна отвечала. В ее глазах я был иностранцем, который приехал в ее замечательную страну, но ничего не знает о ней. Такого следует просветить. Вот и пусть. Мозг после проанализирует информацию и сделает выводы. Но я сам видел, что пригласил Жанну не зря. Она умна и образована. Разбирается в людях. Не агрессивна и не алчна. Хотя последнее стоит проверить.
– Уф! – выдохнула Жанна, бросив взгляд стол. – Объелась и, кажется, напилась. А ты хитрый! – она погрозила мне пальцем. – Все подливал и подливал, – она хихикнула.
– Могла не пить.
– Вино вкусное, – вздохнула она. – Давно не пробовала такое. Что теперь?
– Казино.
– Ты игрок?
– Играть будешь ты.
– А сам?
– Мне нельзя. Религия не позволяет.
– Ты сектант?
– Похож?
– Нет, – сказала она, посмотрев на стол. – Нисколечки. Но почему я? Никогда не была в казино.
– Вот и замечательно! Новичкам везет.
Я подозвал официанта и рассчитался за ужин. Прибавил на чай – вино оказалось неплохим. А вот еда могла быть лучше. Ладно… Мы встали и перешли в другой зал – казино примыкало к ресторану. На входе я купил десять фишек по десять рублей – хватит. Осмотрелся. Справа – игровые автоматы, дальше – карточные столы, слева рулетка. В казино было достаточно многолюдно, хотя места у игровых столов имелись.
– Выбирай! – предложил я Жанне.
– Это мне не нравятся, – она указала на автоматы. – В картах я не разбираюсь. Рулетка?
– Начнем с карт, – предложил я. – Там ничего сложного, проще, чем в двадцать одно. Проверим твое везение.
– Хорошо! – согласилась она.
Я отвел Жанну к столу для игры в блек-джек. Сначала мы посмотрели, как этим занимаются другие. При этом я комментировал Жанне на ушко ход игры и объяснял правила. Скоро она освоилась и села на освободившееся место. Я сунул ей в руки фишки. Она выставила одну на зеленое поле. Дилер раздал карты. У него с Жанной случился «стей», другие проиграли. Жанна сохранила ставку и заметно приободрилась. В следующий раз она выиграла и заулыбалась. Дальше игра шла с переменным успехом: Жанна то проигрывала, то теряла ставку. Я наблюдала за лицами игроков. Некоторые пытались казаться невозмутимыми, другие не скрывали эмоций. Я фиксировал их памяти – Мозг разберется.
Игра не затянулась. Спустя десять минут Жанна повернулась ко мне:
– Осталось две фишки…
Смотри ты! Сумела остановиться.
– Пойдем к рулетке?
Она кивнула и выбралась из-за стола.
– Ты говорил, что новичкам везет, – сказала, когда мы отошли. – А я, считай, в прах проигралась.
– Главное – вовремя остановиться. А ты смогла.
– Собиралась отыграться, но передумала.
– На желании отыграться строится расчет казино. Или думаешь, их открывают альтруисты?
– Но кто-то ж выигрывает?
– Бывает, – согласился я. – Но если делает это постоянно, его перестают пускать в казино.
– Жулики! – сказала Жанна. – Обобрать бы их!
– Не жалко?
– Кого жалеть? Казино туркам принадлежит.
– Желание дамы – закон!
Я отвел ее к рулетке. Здесь мы постояли, наблюдая за игроками. Я вновь комментировал, разъясняя правила. Мозг меня хорошо просветил. Для игры в рулетку не существует системы. Так считают. На какой номер шарик упадет, высчитать невозможно. Однако опытный крупье может запустить его так, что упадет в нужную выемку. У крупье вырабатывается мышечная память и собственный алгоритм. Эфору его нетрудно просчитать. Поэтому нам запрещают играть.