Я – Елизавета. Любовь Королевы-девственницы
Шрифт:
Одной из очень понравившихся Елизавете придумок ее шелковницы были шелковые чулки вместо панталон. Королева полдня вертелась перед зеркалом, напрочь отказавшись заниматься даже срочными делами, и разглядывала свои стройные ножки в этих чулках.
– Обидно, что никому их не видно из-под платья!
Фрейлины натянуто рассмеялись, королева обернулась к ним:
– Что вы глупо хихикаете? Конечно, жаль, что такую стройную ножку нельзя выставить напоказ! У мужчин они куда более кривые и косолапые, но им позволительно демонстрировать свое уродство. Единственный человек, у которого были великолепные икры – мой отец король Генрих! – Чуть подумав, она добавила: – Еще приличные ноги у лорда Дадли.
Дамы скромно отвели глаза, будто никогда не обращали внимания на лодыжки Роберта Дадли. Елизавета расценила это как несогласие и возмутилась:
– Леди Леттис, что вы ухмыляетесь? Я неправа?
– Правы, как всегда, Ваше Величество.
Елизавета фыркнула:
– Когда это вы успели рассмотреть стройные лодыжки лорда Дадли?
Леттис Ноллис, которой очень нравился Роберт Дадли, почувствовав, что попалась в ловушку, покраснела до корней волос и забормотала, что она ничего не видела, но полагает, что если Ее Величество так говорит, значит, так и есть.
Ответом был смех королевы. На счастье Леттис, Елизавета пребывала в прекрасном расположении духа.
В этот раз Пемброку пришлось довольно долго ожидать, наблюдая невозможную сцену: королева принялась советовать своей фрейлине молоденькой Мэри, как вывести веснушки, щедро усыпавшие ее симпатичное личико каждый год. Наконец, она от слов перешла к делу:
– Подите сюда! Кэтрин припасла средство, которое поможет вам избавиться от этой гадости!
Кэтрин Эшли действительно принесла какую-то резко пахнущую мазь. Но сначала она попыталась обратить внимание своей хозяйки на стоявшего в ожидании пока ему позволят сказать Пемброка. Елизавета, указав жестом бедной Мэри куда ей следует сесть, чтобы начать экзекуцию, обернулась к лорду:
– Ах, простите, милорд, все дамские дела, все дела… Вам, мужчинам, проще, вам не нужно столько ухищрений, чтобы быть красавцами…
Лорд Пемброк, как истинный джентльмен, не упустил возможность сделать даме комплимент:
– Ваше Величество, Вам и вовсе не нужно никаких ухищрений!
– Вы великий льстец, но мне приятно. Не выдавайте мужчинам увиденных здесь секретов. Хотя, я думаю, вам не стоит смотреть, как мы будем выводить противные веснушки с очаровательного носика Мэри. Вы что-то хотели сказать?
– Ваше Величество, разбирая вещи вашего батюшки короля Генриха, я наткнулся на примечательную вещицу. Думаю, вам она дорога, потому принес.
Пемброк протянул королеве какую-то книгу в вышитом переплете. Елизавета с первого взгляда поняла, что это. Еще девочкой она вышила отцу в подарок на Рождество переплет для молитвенника. Буквы монограммы переплетались в замысловатом узоре, ткань была довольно потертой. Это означало, что отец часто пользовался подарком дочери…
Пемброк мог быть доволен своей выдумкой – Елизавета расчувствовалась настолько, что на глазах у нее выступили слезы. Сразу вспомнилось детство, это была счастливая пора, когда она ощущала любовь отца, верила в то, что жизнь впереди усыпана только розами, причем без шипов, когда не хотелось думать ни о чем дурном или тяжелом.
Королева благоговейно поцеловала переплет и прижала к груди, прошептав:
– Отец, как часто мне тебя не хватает…
Протянув руку для поцелуя, она второй рукой все еще держала молитвенник прижатым к сердцу.
Но стоило довольному Пемброку удалиться, как все вернулось на свои места. Положив молитвенник на столик у своего кресла, Елизавета вспомнила о веснушках бедолаги Мэри.
Она деловито повернула голову девушки за подбородок в одну, потом в другую сторону и распорядилась:
– Кэтрин, давайте!
На тонкую палочку была намотана мягкая пакля, королева лично подхватила ее кончиком мазь и, скомандовав: «Закройте глаза, голубушка, будет щипать!» – принялась тыкать в наиболее крупные веснушки. Видно, было очень больно, потому что девушка заерзала, не решаясь подать голос, а из ее глаз невольно потекли слезы.
Но слезы потекли и у Елизаветы, запах скипидара от мази был слишком силен. Пока они рыдали, Кэтрин успела подать склянку со сливками. Но королева замахала руками:
– Сама, сама, я больше не могу! – И бросилась умываться, чтобы смыть из глаз слезы от резкого запаха.
В результате ей пришлось смывать с себя белила и наносить их снова. Все это время Мэри сидела ни жива ни мертва, не слишком представляя себе, во что превратится ее лицо завтра. Елизавета, видимо, поняла ужас девушки, подошла и хмыкнула:
– Мэри, вы трусиха! Я не стала бы вам наносить то, в чем не уверена. Завтра ваше лицо будет чистым! Несколько дней помажетесь дважды в день маслом, снятым с молока утром, и кожа даже не станет шелушиться. А если все же будет, то Кэтрин даст вам средство от шелушения.
Отчаянно завидовавшие Мэри, хотя и испытавшей боль, но от рук самой королевы, остальные фрейлины принялись наперебой перечислять недостатки своей кожи, прося Их Величество дать и им совет, как ухаживать за лицом. По их словам выходило, что все страшно мучаются от шелушения, красноты, угрей, веснушек и прочих гадостей! Некоторое время Елизавета благосклонно слушала своих дам, а потом расхохоталась:
– Вас послушать, выходит, что я самая красивая безо всяких проблем!
Дамы тут же принялись подтверждать, что так и есть!
Наконец, подала голос сама Мэри, немного пришедшая в себя:
– А… – она осторожно показала пальцем на свое лицо, – а это не сулема?
– Нет, это не сулема! Вам еще рано использовать столь сильное средство! – Елизавета задумчиво вгляделась в красное от мучений лицо фрейлины. – Но если это не поможет, придется жечь сулемой!
Сказано было так, что Мэри захотелось выковырять веснушки поштучно кончиком ножа, только чтобы не попадать на экзекуцию королевы страшной сулемой, средством, про которое говорили, что от него чернеют зубы и остаются глубокие рубцы. Неудивительно, ведь в его состав входила ртуть, и было оно смертельно едким.