Я — Господь Бог
Шрифт:
Голос слегка изменил тональность и зазвучал резче. Вивьен попыталась представить себе лицо этого человека в полумраке исповедальни, которая для других означала искупление и освобождение от грехов, а ему служила местом, где он объявлял о смерти.
— И поэтому ты решил надеть эту зеленую куртку? Поэтому убил стольких невиновных? Ради отмщения?
Вивьен поняла, что отец Маккин бросает ей подсказку, подтверждает описание преступника. И, затягивая
Она снова взяла микрофон и обратилась к полицейским:
— Подозреваемый — белый американец, высокий, темноволосый. В зеленой куртке военного образца. Может быть вооружен и опасен. Повторяю, может быть вооружен и очень опасен.
Человек этот сам подтвердил справедливость ее предупреждения, отвечая Маккину. Его слова источали злобу и ненависть, чеканные, словно приговор:
— На сей раз месть и справедливость совпадают. И человеческие жертвы для меня ничто, как никогда ничего не стоили и для вас.
Снова заговорил Майкл Маккин:
— Но разве ты не ощущаешь святости этого места? Не находишь покоя, который ищешь, хотя бы здесь, в церкви Иоанна Крестителя, человека, который скромно сказал, что недостоин крестить Христа?
Вивьен испугалась, что сейчас потеряет сознание. Церковь Иоанна Крестителя! Вот зачем ей звонил священник. Хотел предупредить, что по какой-то причине он будет исповедовать не в церкви Святого Бенедикта, а в церкви Иоанна Крестителя.
И она в отчаянии закричала:
— Он не там! Не там, черт подери!
Услышала за спиной встревоженный голос Белью:
— Что ты говоришь? Что происходит?
Она жестом попросила его помолчать.
— Святость будет в конце. Поэтому я не стану отдыхать в воскресенье. И в следующий раз исчезнут звезды и все, кто под ними.
— Что это значит? Я не понял.
И снова низкий голос, уверенный и грозный:
— Незачем понимать. Достаточно подождать.
Наступила тишина, и Вивьен живо представила себе взрыв и погибающих под развалинами людей, услышала крики раненых и увидела пламя, охватившее их. И почувствовала, что умирает вместе с ними.
Голос снова заговорил о безумной угрозе:
— Такова моя власть. Таков мой долг. Такова моя воля.
Он опять помолчал. А потом — бред:
— Я — Господь Бог.
Вивьен настроила радио на привычную частоту полиции Манхэттена и повторила указание, которое только что передала:
— Всем машинам, принимающим
Из мобильника донесся приглушенный голос преподобного Маккина:
— Вивьен, слышишь меня?
— Да.
— Он ушел.
— Спасибо. Ты молодец. Позвоню потом.
Вивьен откинулась на спинку сиденья, безнадежно махнув водителю.
— Можешь остановиться. Спешить больше некуда.
Пока водитель сворачивал к тротуару, капитан втиснулся между передними креслами, чтобы взглянуть на Вивьен и чтобы она увидела его.
— Что происходит? Кто звонил?
Вивьен посмотрела на него.
— Не могу ничего сказать, кроме того, что придется ждать. И надеяться.
Белью откинулся на сиденье. Он понял — что-то получилось не так, как надо, хотя и не догадывался, в чем дело. Вивьен чувствовала, как переживает ее начальник, потому что сама нервничала не меньше. Никто в машине не решался заговорить. Прошло несколько минут тягостного ожидания, как вдруг из динамика донесся голос.
— Говорит Мантен из Мидтаун-саут. Мы задержали человека, который соответствует описанию. На нем зеленая куртка военного образца.
Облегчение окатило Вивьен, словно волна, способная погасить любое пламя.
— Спасибо, ребята. Где вы?
— На углу Тридцать первой улицы и Седьмой авеню.
— Отвезите его в ваш округ. Сейчас приедем.
Вивьен жестом показала водителю, что можно ехать. Сзади ее похлопал по плечу капитан:
— Отличная работа, Вивьен.
Этот комплимент оставался справедливым не дольше мгновения. Другой голос, тотчас зазвучавший по радиосвязи, внес сумятицу и отчаяние.
— Машина тридцать один из Мидтаун-саут. Говорит агент Джеф Кантони. Мы тоже задержали человека, соответствующего описанию.
Они не успели сообразить, что происходит, как врезался третий голос:
— Говорит агент Веббер. Я на углу Шестой авеню и Тридцать второй улицы. Здесь идет манифестация ветеранов войны. Их тут примерно тысячи две, и все в зеленых куртках.
Вивьен закрыла лицо руками. Спряталась в темноте, где солнце, казалось, не взойдет уже никогда, и позволила себе расплакаться, только когда мрак и она слились в единое целое.
Глава 35