Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
Девушки столпились вокруг стола, обступив его стеной, шушукаясь и смеясь.
— Что там? — с любопытством спросила я и попыталась протиснуться сквозь плотное полотно спин.
— Тамара рисует, — пояснила Алла, оборачиваясь и немного пропуская меня, чтобы я тоже могла посмотреть. — Традиция. В скади она лучше всех исполняет брачный рисунок.
Я, наконец, протиснулась вперед и застыла статуей, завороженно следя за движениями Томы. Тонкая кисть, словно частичка ее самой, опускалась в рыжую краску и скользила по коже Лары. Рисунок начинался от ногтей, вился к тыльной стороне ладони, переплетаясь завитушками и плавными линиями, и поднимался к локтю. Тамара
Алла еще что-то шептала мне на ухо, но я не понимала ни слова. В сознании гулким пульсом билась одна-единственная фраза — пророчество, которое должно сбыться. Что-то сугубо личное, только мое, для меня.
Пять слов, ранее казавшиеся бессмыслицей, теперь обрели смысл.
Тебе раскрасят руку. Совсем скоро.
Кто я такая, чтобы спорить с ясновидцами?
— Хочешь себе такой же? — шепнули мне на ухо, а затем прижали к себе, и я улыбнулась.
— Хочу, — призналась честно и развернулась к Эрику. Ладони коснулись его груди — в том месте, где слышно было, как сердце бьется. — И не уверена, что готова ждать до следующей субботы. Как по мне, воскресенье тоже неплохой день. Особенно подкупает, что оно завтра.
Глава 14. Тот день
Сложно организовать праздник, когда у тебя всего сутки впереди. Еще сложнее — если ни черта не понимаешь в организации праздников.
Но мне не хотелось банкета. Не хотелось искренних и не очень поздравлений, музыки, еды, цветов. Даже платья, ведь я, по сути, никогда не любила платья и не умела их носить.
Я хотела быть с Эриком, остальное меня мало волновало.
Платье мне все же принесли. Белое, с россыпью камней на лифе — они сверкали в свете вечерних ламп, переливались и отбрасывали блики на внезапно побледневшую кожу. Оно было немного длинным и волочилось по полу, но Тамара уверила, что до завтра исправит это недоразумение. Она была намного выше меня — та, для кого оно шилось.
Божена Стейнмод.
Почти до утра мы с Томой рассматривали фотографии из старого альбома, который она тайно хранила в тумбочке у кровати.
Эрик негласно запретил воспоминания в доме скади. Нет, прямого приказа не было. Была злость, которая все выжгла. Которая заперла картины на чердаке, избавилась от одежды и украшений, запретила называть вслух имена. Обида, зарубцевавшаяся уродливым шрамом. Ноющая на погоду старая рана.
Платье Эрик достал сам. Вытащил из шкафа в пустой комнате на третьем этаже. Молча протянул мне, и показалось, его рука слегка дрожала. В той комнате всегда пыльно, и пауки плетут паутину. Солнце струится в щель между плотных штор белесыми лучами и рисует на полу изогнутые тропинки. А вечером там темно, лишь по стене аляповатыми, неровными кругами ползет свет тусклых бра.
Пока Тома возилась с платьем, я рассматривала альбом. На выцветших, истертых картинках улыбалась красивая девушка. Льняное платье в крупный горошек, с клешеной юбкой и ярким поясом облегало стройную фигуру. Сияющие глаза смотрели прямо в объектив. На заднем фоне — сад скади, совсем новые, покрытые лаком скамейки, брошенное кем-то красное ведерко, лопатка в полуметре, наполовину торчит из травы.
На другом фото они уже вместе. Он безумно похож на Эрика, вернее, Эрик на него. Неважно. Эдмунд держит Божену за руку, а вторая рука обнимает плечи. Она маленькая по сравнению с ним, тоненькая, хрупкая. В глазах — нежность и непонятная мне глубина. Тома говорит, я на нее похожа, но лукавит — не похожа. Божена носила платья и отличалась кротостью.
Вот Даша — да, похожа на мать. И внешне, и поведением.
Была и свадебная фотография. Вернее, ее фото в платье. На этом фото она смеется. Лежит на большой кровати, раскинув руки в стороны, на левой — брачный рисунок почти до плеча. Платье задралось, обнажая загорелые колени. Наверное, это фото делал Эдмунд лично. Наверное, они были красивой парой…
Глеб приехал ближе к утру. Рассвет разлил на горизонте розовый и пурпурный, мазнул облаками по небу. Мир спал, даже ветви не качались от ветра. Казалось, жизнь замерла в предвкушении.
— Я привез тебе… вот, — сказал Глеб вместо приветствия и протянул мне сверток, украшенный нелепым красным бантом. Мы пили кофе на крыльце. Я вытащила кресла-качалки и столик, с кухни умыкнула вчерашние булочки и молоко. Люблю вот так сидеть. Когда никто вокруг не суетится и не мешает говорить. Дом скади спал, лишь Эльвира тихо напевала на кухне какую-то английскую песенку, полностью поглощенная приготовлением завтрака.
Я развернула подарок. Венок из засушенных цветов, покрытый каким-то специальным составом, видимо, чтоб не портились. Полевые. Ромашки и бессмертники. Лен. Ковыль и душица.
— Говорят, можно взять кусочек счастья, если надеть вещь, в которой венчалась другая пара, — тихо пояснил Глеб. — Мама была счастлива в браке.
— Спасибо! — растроганно прошептала я, осторожно касаясь украшения.
— Волнуешься?
— Боюсь, — призналась я. — Но хочу этого так сильно, что плевать на страх.
Страх был по-настоящему сильным. Весь день я пила успокаивающий отвар Томы. К слову, ее способности целительницы были примерно на том же уровне, как мое умение ставить защиту. Почти нулевые. Но отвар я послушно пила — хотя бы для того, чтобы чем-то занять руки, которые безбожно тряслись. Казалось, у меня землетрясение внутри. Извержение вулкана. Обжигающая лава по венам. И полное отсутствие связных мыслей.
Тамара колдовала надо мной весь день. Мы уехали на Достоевского, чтобы никто не мешал. Я опасалась, что кто-то вмешается и все испортит. Например, если проболтаются Даше, а она донесет Владу. Не знаю, что он может предпринять в таком случае. Если верить Глебу, мое венчание сорвет ему крышу.
Но, вопреки моим страхам, Влад не появился. Не возник на моем пороге с претензиями и обвинениями. Не звонил, не писал в соцсетях и никак не давал о себе знать.
Тома купала меня в ванне с отварами трав, растирала тело маслами, и в итоге у меня закружилась голова от насыщенных запахов, которыми пропиталась моя квартира. Затем она втирала мне в кожу специальный крем, от которого та стала мерцать в темноте. Смотрелось красиво. Завораживающе.
Неброский макияж, прохладный шелк платья, шпильки в прическе. Венок Ольги. Я была похожа на эльфийку или лесную нимфу. Сказочное существо не из нашего мира.
— Ты красивая, — похвалила Тамара.
— Любая была бы в этом платье.
И в колье, подаренном Эриком на день рождения. В легких сандалиях из мягкой кожи. В ореоле предвкушения счастья.
— Поехали, — скомандовала воительница и открыла для меня входную дверь. — Негоже опаздывать.
Я еще раз посмотрела на себя в зеркало. Бледная, лишь на щеках — пятнами лихорадочный румянец. Глаза блестят, губы сжаты. Около ключицы, под самой костью загнанной птицей бьется голубая жилка.