Я хочу стать Вампиром…

Первозванная Янина

– А я люблю. – Гедалья зашел в комнату, не дав себе труда постучать.

– Ох уж мне этот говорящий сендвич … – Эфрат встала и пошла к шкафу, стоящему в другом углу комнаты. В комнатах без окон есть свои преимущества, намного больше простора для фантазии. И искусства. Именно благодаря любви к искусству и круговороту денег среди его поклонников Эфрат познакомилась с теми, кого ждала сегодня на ужин.

– Хочешь меня съесть? – Гедалья шагнул ей навстречу и то ли случайно, то ли специально преградил дорогу. Эфрат, будучи ниже ростом, уткнулась лицом в его шею. Ощутив

биение живого сердца и запах человека в такой опасной для последнего близости от себя, Эфрат не сочла нужным сдерживать свои инстинкты и вот уже два острых клыка касались пульсирующей артерии на его шее. Но тут к привычно дурманящему запаху бегущего по его венам эликсира жизни, добавился еще один. Это было то, что люди называют многими именами и среди прочих…

– Интересно… – Эфрат отстранилась и взяла его за руку. В смотрящих на нее карих глазах не отражалось спокойствие и чего-то еще, что заставило ее улыбнуться. —Может быть, он и правда не еда.

– Но ты все еще можешь меня съесть, если хочешь. – Гедалья сжал ее руку в своей.

– Сходи лучше дверь открой. – Эфрат чувствовала, когда люди приближаются к границам ее владений, но этих людей она позвала сама. Им предстояло подготовить дом к приходу гостей, зажечь огни вдоль дорожек и всеми прочими способами «очеловечить» ее жилище.

Гедалья вышел из комнаты, оставив милых леди одних.

– Иногда мне кажется, я могу еще одну вечность просидеть в этой комнате. Невольно начинаешь верить историям, которые люди о нас рассказывают, будто мы можем спать вечность, как если бы кроме их мира во всей вселенной не было бы больше ничего.

– Из того, что я успела о тебе узнать, ты довольно неплохо проводишь время среди людей. – Шири бросила взгляд на стопку журналов, лежавшую на туалетном столике. На обложке каждого из них красовалась Эфрат. – Ты если не богиня, то младшее божество точно, особенно в пантеоне тех, кто верит в деньги.

– Человеческая вера вообще довольно избирательна, не находишь? Она выбирает, кому служить, и если человек достаточно силен, то вера прокладывает ему путь в любой из миров по его выбору, а если нет, то прочно привязывает его к хозяину. – Эфрат открыла шкаф и взяла первое попавшееся под руку платье: короткое, сшитое из усыпанного блестками кружева. Почти прозрачное одеяние не имело цели закрыть собой хозяйку, но показать ее в лучшем виде из возможных.

– Мне нравится твой выбор, – Шири лукаво улыбнулась. – Примеришь?

– Вряд ли мне еще есть, что от тебя скрывать. – С этими словами Эфрат сбросила на пол черный шелковый халат, открыв лучам тусклого света мраморно-белую кожу, которую одни фотографы считали эталоном красоты, а другие называли болезненной бледностью. Последних она считала слабаками, кто не годился даже на аперитив. С методичностью скульптора Эфрат подчеркивала изгибы своего тела гладким шелковым бельем, до времени прятавшим ее от посторонних взоров. Она была высокой, очень высокой по мнению некоторых, и болезненно худой по мнению других. Сама же Эфрат придерживалась мнения, что самое толстой частью ее тела должны быть ресницы. И с высоты чуть больше пяти фунтов ей было абсолютно все равно на чье бы то ни было мнение, кроме собственного.

– Все равно нравится. Я думаю, сегодня это будет преобладающим мнением среди гостей. – Шири подошла к Эфрат, чтобы помочь ей застегнуть пуговицы на спине, – платье не предназначалось для самостоятельных леди.

– У нас есть еще пара часов, чтобы насладиться компанией друг друга, пока мои трудолюбивые помощники готовят все к приезду гостей, – ответила Эфрат. Затем она подошла к туалетному столику, и открыла стоящую на нем шкатулку. По комнате поплыла тихая мелодия. Эфрат достала из шкатулку тонкую нитку жемчуга и этим закончила приготовления.

Держась за руки, девушки прошли комнату, где днем спали Шири и Гедалья. Оттуда они попали к широкой парадной лестнице. При свете дня все выглядело иначе и теперь можно было как следует разглядеть детали. Оказалось, что дом разделен на два крыла, в каждое из которых вел свой лестничный марш, но куда бы вам ни случилось повернуть, вы неизбежно встретитесь со взглядом хозяйки. Она взирала на каждого вошедшего в дом с портрета, что висел ровно по центру между двумя лестницами.

Шири спустилась первой, чтобы рассмотреть портрет и заодно успеть подать руку шедшей за ней Эфрат, которой ввиду невообразимо высоких каблуков требовалось явно больше времени.

– Когда был написан этот портрет?

– Где в середине прошлого века, я не помню точно. Он путешествует со мной все то время, что я живу в центральной Европе.

– А где ты жила до этого?

– Там, где нет переписи населения, – рассмеялась Эфрат, снова вкладывая руку в руку Шири, чтобы сойти с личных небес на общую землю. – Он был написан в Италии мастером, чье имя никто и никогда не узнает.

– Он стал одним из нас?

– Понятия не имею, но не сказала бы, что его хозяин отличался особой сентиментальностью.

– Мужчина?

– Италия… – пожала плечами Эфрат. – Кому какое дело.

– Если придется, я заберу его с собой, повешу в спальне и буду разговаривать с тобой каждую ночь.

– Главное, не забывай время от времени приводить туда кого-нибудь, а то я поблекну, утрачу всю привлекательность и начну высказывать недовольство.

– Об этом можешь не беспокоиться, лакомства хватит на всех, – Шири улыбнулась.

Еще какое-то время они стояли возле портрета, пока откуда-то из дальних комнат не послышались звуки музыки, тихие валящиеся один в другой шепот фортепианных клавиш.

Окруженные теплым светом свечей девушки спустились в холл, а оттуда последовали за мелодией, отчего-то казавшейся Эфрат знакомой.

– Я знаю эту музыку, – сказала она.

– Это любимая музыка Гедальи.

Эфрат ничего не ответила на это. Они молча зашли в комнату, где за черным, как и все вокруг, фортепиано сидел Гедалья и, казалось, не замечал их присутствия. Не сразу, но Эфрат начала узнавать мелодию, и наконец узнала.

With your arms spread on the floor